Странные сближения. Книга вторая - [5]

— Пробуйте, — отмахнулся Инзов.

— Хор-роший, — сказал попугай. — Жако! Жако! Ур-р фью-и!

— Вот, — Иван Никитич похлопал по клетке, — у Жако спросите.

Новости о восстании доходили, несмотря на близость Кишинёва к местам боевых действий, разрозненные и неясные. В нескольких домах, где Пушкин бывал, обсуждали слухи и домыслы, касающиеся Этерии (Етерии, как тут говорили) и валашского бунта. В то же время в других просвещённых семьях говорили об «итальянском деле» — революции в Неаполе и её возможном исходе.

11 марта с одобрения Священного Союза в мятежный Неаполь вошли австрийские войска, но весть эта ещё не достигла Кишинёва. Пушкин, сидя с трубкой в гостях то у милейшего вице-губернатора Вигеля, то у Орлова, рассуждал о том, что не в этом году, так в следующем стремящиеся к переменам государства объединятся и восстанут совместными силами. А там глядишь, и появится первая Всеевропейская Конституция, а возможно и Европейская Республика.

…С Охотниковым он встретился, когда тот, получив выходной, обосновался читать что-то в турецкой кофейне на самом конце Булгарской, где улица переходила в размокшую пустошь. Под стенами кофейни ходили гуси и пили из гнилых луж воробьи; пахло тем, чем обычно пахнет в Кишинёве, только отчётливей: землёй, навозом, бочарной смолой и вином, махровым тутуном и козьей шерстью. (Может, правду говорят, что аромат кофе усиливает прочие запахи даже тогда, когда сам уже неощутим?) Место это, далёкое от изысканности, привлекало, однако, светских гостей уникальностью, — настоящая турецкая кофейня была в Кишинёве пока что одна.

Охотников, оторвавшись от чтения, встал навстречу Пушкину и застыл в изумлении.

— Не лгут, — он глядел мимо лица Пушкина, в желтые глазки Овидия, крепко вцепившегося Александру в плечо. — Вы теперь вечно будете с котёнком ходить?

— Пока не вырастет, думаю, — Пушкин не глядя потыкал Овидия согнутым пальцем. Котёнок куснул костяшку и мявкнул. — Потом он станет тяжеловат для повседневного ношения. Буду рядом водить.

— Ладно, — Охотников в замешательстве окинул глазами столик, взял кубик рахат-лукума и осторожно сунул под нос Овидию. Овидий понюхал руку Охотникова, лизнул рахат-лукум и отвернулся.

— Не хочет, — огорчился Охотников.

В следующую минуту выяснилось, что Охотников здесь уже четвёртый день, но Пушкина найти не мог, и никто из знакомых не сказал, где Александр живёт.

— У Инзова я живу.

— То есть как? — вскинулся Охотников. — Вы остановились в особняке Инзова?

Пушкин кивнул, наливая Овидию в ложечку кофейку.

— Александр, вас само провидение туда поселило. Я думал, придётся вместе ломать голову, как вам попасть к губернатору, не вызвав подозрений.

Пушкин напрягся.

— Попонятнее, если можно.

— Волконский с Пестелем составили le programme, — сказал Охотников. — Как именно вам осуществить убийство.

О, Господи, да в чём же тут дело…

— Константин, умоляю! Вы-то знаете, почему от Инзова следует избавиться?

— Нет. Мне сказал Пестель, а в подробности я не посвящён. Между прочим, в Тульчине говорили, что с вами была связана какая-то странная история…

— Случается, — оборвал его Пушкин. — Как видите, ничего существенного не изменилось.

— Ладно, спрашивать не буду… Итак, Инзова вы отравите. Вернее, даже не вы, а вот, — Охотников подтолкнул носком сапога стоящий под столом сундучок.

— Это что?

— Не открывайте! Это змея. Степная гадюка. Да сядьте вы, Пушкин, она оттуда не выберется.

Пушкин, никогда не видевший живую змею, но и не испытывающий особенного желания исправить это упущение, боком обошёл стол, придерживая выпустившего коготки Овидия, и тростью выдвинул сундучок на свет.

— Ящик обит изнутри железом и оклеен ватой для тепла, — Охотников поднял сундучок. — Змеи сейчас должны быть в зимнем сне, и эта уснёт, если её застудить. Так что не пытайтесь проветривать.

Пушкин нервно рассмеялся.

— Вытряхнете её на постель Инзову, а дальше всё решится без вас. Бывает такое: отогрелась в подвале гадюка раньше срока. Выползла в дом искать, где потеплее. Печально, но естественно.

— Нет-нет-нет, — Пушкин забегал вокруг стола. На него оглянулись прочие посетители, но не заинтересовались. — Я боюсь змей. К тому же слишком много животных. Попугай и кот у меня уже есть. Как я вашу гадину назову? Маша? Глаша? Зизи?

Охотников отодвинул чашку и сложил перед собой руки.

— Тише. Александр, это лучший из вариантов. И наиболее безопасный для вас.

— А если змею найдут раньше? Или она просто не захочет кусать Инзова?

— На этот случай у Волконского есть запасной вариант, но я не знаю, какой именно, потому как, если я верно понял, второй вариант уже не предусматривает вашего участия.

А вот это совсем плохо. Пока убийство поручают мне, Инзова можно спасти… А если постороннему? Откуда ждать покушения? Версия со змеёй мне бы в жизни в голову не пришла…

— Постарайтесь всё проделать сегодня, — Охотников проверил на сундучке замки и вручил его Пушкину. Тот взял будущее орудие убийства да так и продолжал держать в вытянутой руке и нести домой менее приметным образом наотрез отказался.

— Ещё один вопрос, Константин, — Пушкин с растопыренными руками (в одной — ящик с гадюкой, а по другой начал спускаться с плеча царапучий Овидий) остановился в дверях кофейни. — Просто так, entre nous — вам Инзова не жаль?