Странное шоссе - [18]

Было трудно моргать. Да, он стоял на голове; но вот его тело медленно повернулось вокруг оси, расположенной там, где мог бы быть его желудок. Он почувствовал тошноту и страх, Солнце исчезло. Подогреватели были включены настроенными термостатами. Все вокруг был черным, пустым и пугающим. От малейшего движения он начинал качаться словно пьяный, как будто пытался удержаться на катящемся мяче. Он падал вниз, но так, будто падал бесконечно, и страх, охвативший его, был первобытным в своей свирепости и ярости.

Затем сознание ученого догнало его, и он заставил себя узнать и понять, где он, и что с ним. Его ощущения говорили ему, что он летел, вращаясь, вниз по бесконечному замасленному мусоропроводу; желудок его мог чувствовать, словно он находился посреди Ирландского моря, в середине зимы, и в носу у него был запах жирной свинины; глазами он мог видеть только черноту — разумом он понимал, что его поглотила гиперкосмическая сфера, и что он сейчас находился в свободном падении в крошечном отрезке космоса пришельцев, окружавшего корабль.

Если его теория была верна, сейчас он должен открыть парашют. Он потянул вытяжной трос. Парашют рывком открылся и он довольно осторожно отвел ноги в сторону и вниз.

Ведь в гиперкосмической сфере был — должен быть — верх и низ. Он глянул вниз под ноги.

Корабль был там, он казался какой-то красивой и опасной акулой в тропическом море Земли.

Притяжение корабля было очень легким. А могло быть и так, что притяжение здесь было бы — благодаря двигателям — обычным, земным. А для человека, падающего с высоты триста футов на металлическую плиту, эффект был бы тот же самый, как если бы он вложил пистолет в рот и нажал на курок.

Гревиль на парашюте плавно опускался на корабль. Разреженный воздух и небольшая гравитация компенсировали друг друга, придавая парашюту обычный вид. Изучив корабль, упавший на Черный Брод, он хорошо знал, куда нужно идти.

Его сапоги стукнули по металлу.

Он чувствовал разницу в атмосфере, живой, бьющийся пульс настоящего космического корабля, находящегося в пути, и мертвый воздух в запустении разбитого чудовища в английской деревне.

Он смял парашют, прицепившись магнитными сапогами к корпусу. Зажав одной рукой часть парашюта и волоча за собой остальное, он обогнул корпус, направляясь к люку.

Что ж — пистолет пригодился.

Во всей суматохе, в спешке приготовления его экипировки никто не подумал, чем он будет стучать в дверь.

Он стучал рукояткой пистолета по люку, не слыша ни звука, но чувствуя, как от ударов вверх по мышцам пробегала вибрация.

В голову заплыла одна странная мыслишка: Что будут думать пришельцы, когда, выпрыгнув в гиперкосмос, услышат, как кто-то стучит по корпусу?

Откроют ли?

Или они разберутся с этой невозможной ситуацией каким-то неприятным и непредсказуемым способом?

Если бы они читали литературу того же сорта, что последнее время читал Гревиль — у них бы не было затруднений.

В те несколько минут, что он стоял там, стуча рукояткой пистолета по люку звездного корабля пришельцев, у него было время подумать о многом — в том числе и о том, что Том Гревиль один из самых больших дураков в этой галактике — или в той, которую он покинул.

Потом он перестал стучать.

Люк стал медленно открываться.

Дежурившая группа сотрудников Хамфри Лэкленда была готова, когда серый блоб вздрогнул и исчез. Чарльтон поспешил к генератору. Снова показался серый блоб. Точно через пять минут Чарльтон направил проектор Y-силы, и серый блоб исчез.

Все бросились вперед. Том Гревиль лежал на траве, без парашюта, но с ракетницей, типа той, что была найдена на борту корабля пришельцев, которую он крепко прижимал к груди. Он приподнимался.

Дрожащие пальцы стащили, выворачивая, костюм, маску и шлем. Желтое лицо, черные круги под глазами — он казался неимоверно усталым, и все же он улыбался.

— Все на пленке, — сказал он. — Послушайте. Мне нужно отдохнуть. — И еще не закончив говорить, он уснул, как набегавшийся за день ребенок.

Они отнесли его в его старую комнату, после чего все столпились послушать пленку.

Голос Тома Гревиля начал:

— Ваше Преосвященство, я делаю эту запись на случай, если при выходе из этой галактики в нашу со мной что-нибудь случится. Шаренти — прекрасные люди, они дают мне сигнальный пистолет и согласились на пятиминутный сигнал, который даст Чарльтону возможность включить проектор. Я вступил в контакт с Шаренти, с языком проблем не было, они привыкли иметь дело с посторонними цивилизациями и выработали систему быстрого обучения, так что я теперь неплохо говорю на их языке.

Они были поражены тем, что я им рассказал. Большое дело, что они выразили искреннее сожаление по поводу того, что принесли нам столько бед. Но самое главное — это то, что они не воюют с людьми из черных блобов. Война для них, это что-то невыразимое. Они оставили у себя мой пистолет, как какую-то редкость — Шаренти испытывают к нему какое-то боязливое почтение и презрение. Они пытаются установить контакт с кораблями черных блобов, но трагедия в том, что каждый раз, когда они пытаются встретиться, все взрывается. Они прекратили попытки встретиться в гиперкосмосе, и оба корабля выходят сейчас в свой пространственно-временной континуум. У людей из черных блобов есть название, я не могу его выговорить, но у нас есть эквивалент — Жокеи. Потому что они с какой-то звезды из созвездия, которое называется Лошадь.