Странники в ночи - [4]

Время никогда и ни о чем не предупреждает. Оно остановилось внезапно, будто зацепилось за лапки гусеницы, висящей на своей шелковинке. В застывшем Времени не может быть ни сейчас, ни потом, ни позже, ни раньше таким образом, Время не восстановило свой ровный ход (восстановление - тоже временной процесс), оно родилось заново и вернуло звуки СТРАННОМУ ДНЮ.

Гусеница опустилась на кленовый лист и неторопливо поползла по нему. За ней оставался бордовый след, как дорожка, прочерченная соком раздавленной спелой вишни.

Аня посмотрела в сторону грота. Она не сомневалась в том, ЧТО там увидит. Темный проем в горном отроге, поросшем редкой жесткой травой, только и всего.

Она повернулась и побрела к дому. Ее обступали стройные молодые клены, их листва шумела над её головой. Те самые клены, которые едва доставали ей до колен, когда она шла по лугу к горе.

На даче её никто не встретил - дед, очевидно, прилег отдохнуть. Прежде чем подняться на веранду, Аня собиралась пойти в сад и поискать улетевшую страницу рукописи, но почему-то не сделала этого. Она взошла по скрипучим деревянным ступенькам, открыла дверь.

Рукопись лежала на краю стола. Аня взяла её и перелистала. Четырнадцатая страница была на месте.

Но не это стало последним подарком СТРАННОГО ДНЯ, а легчайшее, почти неуловимое ощущение вкуса. Терпкий, сладкий вкус, какой бывает, если положить в рот дочерна созревшую вишню и слегка придавить её языком... Только намного слабее, просто дальний отголосок вкуса.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

INNAMORATA(

Если вы не верите ничему другому, попробуйте

поверить вот чему: раз уж я беру вас за руку и начинаю

рассказывать, друг мой, то верю каждому своему слову.

Стивен Кинг, предисловие к

"Солнечному Псу ".

...Продолжают происходить странные вещи,

и люди сбиваются с пути. Некоторые - НАВСЕГДА.

Стивен Кинг, "Крауч-Энд ".

1.

ИСПАНИЯ

1498 ГОД

Здесь могли бы водиться драконы, подумал человек в черном.

Он стоял на краю крутого откоса, сбегающего к свинцовым волнам реки Тахо, и смотрел вдаль, за реку, положив ладонь на шершавую лозу дикого виноградника.

Там, за рекой, виднелись ветхие домики-хижины деревеньки Мерида-де-ла-Рейна под кронами могучих старых дубов. Человек в черном смотрел на крыши хижин, и на дубы, и на быстро несущиеся облака в неприветливом небе. Мысли его были легки и необязательны, что он редко мог позволить себе. Он думал о драконах, которые могли бы обитать тут когда-то... Давно, в незапамятные времена, когда до звезд было много дальше, чем теперь. Он думал о дразнящей близости тайны, сокрытой некогда в дупле состарившегося и пострашневшего дуба, в криках невидимых птиц, в предательской сущности болотной топи... Драконы. Драконы, парящие над рекой, летящие с корявыми, неописуемыми звуками, похожими на скрежет ржавых цепей.

Человека в черном звали Альваро Агирре, но сам он именовал себя Альваро Торквемада Агирре, взяв второе имя в честь сурового главы испанской инквизиции Томаса Торквемады. Они встречались лишь однажды в Риме, но эта мимолетная короткая беседа произвела на Агирре столь неизгладимое впечатление, что и самое его лицо будто изменилось, воспринимая облик непреклонного ментора. Глубже залегли вертикальные складки над переносицей, что-то жестокое появилось в благородном изгибе крыльев тонкого прямого носа, бледные губы сжимались тверже и плотнее, округлый подбородок словно заострился. Встреча с Томасом Торквемадой определила судьбу Агирре - во всяком случае, так ему казалось тогда.

Четыре года назад Святой Престол назначил монсеньера (этот придуманный французами титул-обращение давно привился и в Испании) Альваро Агирре епископом Толедо, и с тех пор духовный ученик Торквемады председательствовал на десятках процессов над ведьмами, магами, колдунами, алхимиками и чернокнижниками. Железной рукой он искоренял ересь повсюду, где в состоянии был её разоблачить. Когда Агирре передавал светским властям очередного еретика для свершения аутодафе, его глаза обыкновенно не выражали ни торжества, ни сожаления. Он ощущал себя не вершителем, а простым солдатом в ежедневной битве со Злом, победа в которой настанет не скоро... Возможно, не при его жизни. Он не осуждал и не прощал - он судил, и зловещие отблески костров вставали за его спиной.

Сюда, на берег реки Тахо, Альваро Агирре любил приезжать для отдыха и одиноких раздумий. Случайный незнакомец едва ли угадал бы несгибаемого инквизитора в сорокапятилетнем человеке чуть выше среднего роста, со спокойным взглядом широко расставленных серых глаз (которые обладали способностью внезапно темнеть от гнева). По одежде в Агирре можно было признать служителя Господа, но и только...

Иногда (как и сегодня) Агирре проводил на берегу по несколько часов подряд. Карета ожидала его там, где через лес змеилась старая дорога, проложенная ещё в бытность эмирата. Темнело, и Агирре бросил последний взгляд на тихие волны и небо над горизонтом. Его больше не занимали драконы, его призывала в Толедо воля того Абсолюта,

/ сквозного тяготения извне /

что таился за рваным блеклым занавесом небес.

Усилившиеся порывы ветра трепали жесткие черные волосы Альваро Агирре. Инквизитор шагал быстро, пружинисто, и в его сознании пульсировало в красном мареве чужое имя - МАРКО КАССИУС. Это означало, что Агирре уже не здесь, что мысленно он возвратился туда, где мог быть... Настоящим? Или настоящим он был все-таки тут, в диких виноградниках у обрыва?