Странники у костра - [98]
Эту жалкую манеру — соваться с откровенностями к первому встречному — Володя знал за собой давно, но никогда не задумывался, откуда она берется: тянуло за язык, подмывало.
Он понимал иногда, что характер у него дурацкий, никудышный, вовсе никакого характера нет, а есть некое странное устройство, сделанное из случайных желаний, глупостей и неудержимого стремления кому-то подчиняться, кого-то любить, кому-то верить, — но понимал он все это не с тою холодною ясностью, которая требует переделок натуры, а смутно, наплывами, с долею истерического равнодушия: «Ну и пусть, пусть! Какой есть, и ладно!»
В ряду смутных и редких догадок о собственном душе-устройстве была одна, особенно неприятно действовавшая на Володю: «Конечно же, я никто. Никому не могу противиться. Раз — и за Настей бегаю, раз — и Кехе в рот заглядываю за каждым словом. Почему, почему мне никто не подчиняется? Никто не ищет моей дружбы? Всегда я первый! Слабый, значит, неинтересный! — выходило так уж горько, несчастно, что обязательно всплывало какое-нибудь утешение: — Нет, просто самому мне ничего не надо, лишь бы Настя или Кеха радовались мне, нуждались во мне — вот тогда я и рад, — и он незамедлительно умилялся этою самоотверженною мыслью: — Да, да, я их очень люблю! И больше ничего не хочу знать!»
Вернулся рябой дядька, хлопнул на стол две пары брезентовых рукавиц:
— Теперь так, ребятки. Беру я вас, но незаконно. Кто ни спросит, говорить, что полные граждане. Ясно?
Кеха спросил:
— А как платить будете? По закону или как?
Рябой рассмеялся:
— Хват какой. Сколько сделаете — столько получите. Аванс могу выдать, — он расстегнул полевую сумку.
— Не надо, мы уж враз. Но все-таки сколько получать-то будем?
— Не обижу, не бойся. Дам вам баржонку — помаленьку ковыряйтесь. Ну, пошли…
В трюме «баржонки» сыро, затхло, темно, лишь под люком ошметок света, да слабо белеют ряды мешков с сахаром и солью. Володя, разглядев их, ужаснулся:
— Елки-палки! Тут на год хватит. Тоже мне «баржонка» — линкор целый.
Кеха сдернул мешок:
— Слева — сладко, справа — солоно. Давай, Вовка, горб. Начали.
— Кеха, на год, говорю, хватит.
— На год так на год, по воздуху не перелетят. Горб подставляй.
Володя охнул под тяжестью мешка и, неверно покачиваясь, вступил на трюмный трап: мешок тянул назад, сползал со спины. Володя согнулся — чуть досок лбом не задевал — теперь мешок придавливал его, напирал на затылок — все трещины и сучки трапа разглядел Володя, пока не вылез на свет божий и бегом, бегом под безжалостными толчками груза к брезентовому навесу на берегу — «тух!» — с глухим стоном рухнул на землю мешок. Володя выпрямился, чувствуя, как тянущий хруст наполняет поясницу. Постоял, желая продлить передышку. Нехотя, с утренней ленцой покачивалась вода, ее слабое дыхание оставляло на песке полоску прозрачной, сахарной пены; у того берега, в отраженной тени сосен, насторожились лодки с рыбаками, их головы прикрывала, грела крыша из солнечных дранок — Володя вздохнул: «Клев сейчас должен бы-ыть! Елки-палки!»
Как вынес пятый мешок, он не помнил — память изошла горячими ручьями пота, спину скреб соленый наждак, вся слабость скопилась в горле, хотелось реветь — ох и сладок же был затхлый покой трюма, где он сменил Кеху, сладок и тревожен: «Хоть бы Кеха упрел, как я, подольше, подольше бы отдохнуть!»
Конечно, Кеха очень устал: запаленно, надсадно дыша, привалился к мешкам, долго вытирался подолом рубахи, и Володя уже подумал: «Сейчас скажет: давай плюнем, поищем чего-нибудь полегче», — но Кеха заправил рубаху, потряс кудрями, как бы окончательно освобождаясь от слабости:
— Пошли поедим.
К причалу сползлись катера, буксиры, самоходки, куцые безмоторные баржонки и присосались к его черно-смоляному брюху. Сухо трещали лебедки, звенели причальные краны, надрывался хор гудков — над всеми этими механическими звуками возносилось нервно-радостное, живое:
— Эй! Берегись, сторонись! Эй!
Володя едва увернулся: мимо проплыл смуглый потный человек с кулем цемента на плечах; он оттолкнул Володю злым, черным глазом, выдохнув: «Эть!»; следом надвинулась мощная рыжая грудь, громадный куль пропадал среди вспученных белых бугров. «Зашибу, пацаны!» — тонко и высоко пропел голос. Неумолимое движение блестевших напряженных тел рождало странный обман зрения: плетеные двужильные тросы кранов, лебедок вдруг зачернели тонко, ниточно — живая, древняя сила мышц заслонила могущество металла.
— Во дают, а! — сказал Володя. — Мы козявки, мухи, куда лезем, спрашивается?
Из-под взмокших, слипшихся кудрей Кеха глянул на него неприязненно и устало, покачал головой, думая видимо: «Не зуди, ради бога!» — но смолчал. Володя же, вспомнив соленую, глухую жару, нависшую над трюмом, бесконечные ступеньки трапа, вовсе сник и слабо, невнятно бормотал: «Ну влипли, елки-палки, вот влипли!» А после обеда, когда дурное настроение усилилось под гнетом сытости, он затих на травке и поклялся, что пальцем не шевельнет, хоть режь его, жги, он в конце концов не автопогрузчик. Кеха рассмеялся:
— Вовка, ты вчера ружье поминал. Говорят, в «Спорттовары» привезли. Штучные и почти бесплатно.
Рассказы, созданные писателем в разные годы и составившие настоящий сборник, — о женщинах. Эта книга — о воспитании чувств, о добром, мужественном, любящем сердце женщины-подруги, женщины-матери, о взаимоотношении русского человека с родной землей, с соотечественниками, о многозначных и трудных годах, переживаемых в конце XX века.
Дед Пыхто — сказка не только для маленьких, но и для взрослых. История первого в мире добровольного зоопарка, козни коварного деда Пыхто, наказывающего ребят щекоткой, взаимоотношения маленьких и больших, мам, пап и их детей — вот о чем эта первая детская книжка Вячеслава Шугаева.
В книгу лауреата Ленинского комсомола Вячеслава Шугаева «Избранное» входят произведения разных лет. «Учителя и сверстники» и «Из юных дней» знакомят читателя с первыми литературными шагами автора и его товарищей: А. Вампилова, В. Распутина, Ю. Скопа. Повести и рассказы посвящены нравственным проблемам. В «Избранное» вошли «Сказки для Алены», поучительные также и для взрослых, и цикл очерков «Русские дороги».
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.
В сборник известного советского писателя Юрия Нагибина вошли новые повести о музыкантах: «Князь Юрка Голицын» — о знаменитом капельмейстере прошлого века, создателе лучшего в России народного хора, пропагандисте русской песни, познакомившем Европу и Америку с нашим национальным хоровым пением, и «Блестящая и горестная жизнь Имре Кальмана» — о прославленном короле оперетты, привившем традиционному жанру новые ритмы и созвучия, идущие от венгерско-цыганского мелоса — чардаша.
В новую книгу Людмилы Уваровой вошли повести «Звездный час», «Притча о правде», «Сегодня, завтра и вчера», «Мисс Уланский переулок», «Поздняя встреча». Произведения Л. Уваровой населены людьми нелегкой судьбы, прошедшими сложный жизненный путь. Они показаны такими, каковы в жизни, со своими слабостями и достоинствами, каждый со своим характером.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.