Странники у костра - [112]

Шрифт
Интервал

— Ладно, не кричите. Уйду. А вы все равно жулик и прохвост. И меня распрекрасно узнали. А своим уголовникам скажите: я их все равно найду!

Дядька встал, шагнул из-за стола:

— Пошел, пошел! Я тебе сейчас покажу — жулик!

Володя выскочил за дверь и услышал, как загремел засов. «Как глупо! Кто же после драки кулаками машет? Только я. Потому что ничего не знаю, не умею. Потому что трусить не надо было, друга предавать… Как жить? Куда деваться?» — с тоской спрашивал он себя, хватался за голову и мучился, мучился, поняв, что ничего нельзя исправить.

«Убежать бы куда-нибудь, пропасть!»

Нечаянно он вспомнил деда Степана, его тихое житье-бытье на заимке, вспомнил дымок костра, сонную свежесть тумана над тальником, утиный крик на протоке. «Пойду к нему. Поживу, опомнюсь. Может, ему расскажу, может, он поймет меня и посоветует…»


Утром Володя собрался к деду Степану. На Караульную заимку Володя решил идти новой дорогой. Он выбрал, по сравнению с походным маршрутом, путь более короткий и более утомительный: с длинными, глинистыми тягунами, с едва заметными стежками в болотной осоке, с глухими завалами перед Щучьим озером — можно так вымотаться и упреть, что не останется никаких сил для душевного истязательства.

Шел он быстро; зыбкая от хвои тропа глушила шаги; лишь изредка поскрипывали резиновые подошвы на гладких белых ребрах корневищ. Володя вспотел, запыхался, но, увлеченный движением, еще и еще подгонял себя: «Хорошо, хорошо! Нажимай!»

Тропа стекла в распадочек, узкую, мелкую ложбину, на дне которой желтело русло высохшего ручья. За ним, за растрепанной гривой батула прилегла полянка, подставившая дождям и солнцу плотные, крепкие ладони — листья камнеломки. Прожитые дни оставили на ладонях причудливые, разноцветные следы — широкие, бледно-розовые линии жизни пересекались-перечеркивались желтовато-лиловыми, означающими скорый ее конец — краски эти кружили, всплескивали вокруг старой, одинокой сосны, но близко к стволу не подбирались, исчезая под хвойным настом, уходя в корни, чтобы сообщить морщинистой коре лиловый, старческий румянец. Какой-то прохожий давно еще поозорничал, сделав на сосне затес и написав дегтем: «Куда прешь?» Слова сильно отгорели, затекли смолой, но понять можно было. Володя улыбнулся и громко сказал: «Туда, туда!» — снял рюкзак, разулся и лег — широкие теплые листья напряглись под ним, пригнулись, но выдержали, не смялись. И закачало Володю, понесло на прозрачных, бережных крыльях, принял его полдневный сладостный морок, убаюкал, глаза закрыл, но и сквозь веки Володя видел медленный далекий ход облаков. И где-то возле них витала счастливая мысль, отражаясь на Володиных губах легонькой, едва заметной улыбкой: «Вот-вот! Удалился! Не видать, не слыхать».

Однако душевное равновесие сохранялось недолго и так неожиданно и стремительно разлетелось на куски, что Володя схватился за голову, больно сдавил виски и попросил кого-то: «Не надо, не надо!» — все более и более замерзая и съеживаясь в вернувшемся холоде вчерашних мучений и дум. «Почему так вдруг?! Ну, еще немножко! Чуть-чуть подремлю, отдохну», — просил и просил Володя этот солнечный высокий зеленый день, которому он ничем не досадил. «Кто меня поднял, кто напугал и так больно обо всем напомнил? Кто?!» Володя со страхом огляделся: полянка тиха, камнеломка бесшумно плетет разноцветные нити, по-прежнему парят оброненные сосной желтые иголки — ни души. «Ни-ко-го», — прошептал Володя и увидел рядом резные рябиновые листья ломотной травы, блестевшей ярко-желтыми атласными пуговками-цветами. «Пуговичник проклятый, лапа сорочья!» — закричал Володя и резко, глубоко вздохнул: так и есть — облепил, обклеил лицо запах камфары, запах нездоровья, больницы, ожививший все Володины горести и беды — они-то и растолкали его, разнесли в пух и прах миротворную дрему.

«Убегу, убегу!» Володя вскочил, закинул рюкзак и действительно побежал. Обок с ним, справа и слева, бежали Кеха, и Настя, и высокий мужчина со строгим неподвижным лицом, как у отца на фотокарточке. Они говорили ему, задыхаясь: «Подожди! Да подожди ты! Думаешь, легче будет? Не убежишь же! Не убежишь!» Володя прибавил ходу, сразу же почернели летящие мимо осины, в горле рос саднящий горячий хрип — перед лесной луговиной Володя споткнулся и упал на колени, хрип прорвался, разлетелся меж кустов отчаянным криком:

— Что-нибудь! Что-нибудь случись со мной! Пожалуйста! Прошу! Кто-нибудь научи меня жить!

Скрипуче, протяжно завыло над головой. С открытым ртом Володя ткнулся в траву. Тихо-тихо. Он поднял бледное, дикое лицо — качалась надломленная верхушка отжившей лиственницы, и черное облачко трухи оседало на него. Володя поднялся и нетвердо побрел через луговину. С нее можно было увидеть партизанскую могилу на высоком обрыве, свежий, яркий свет звезды и ограду. Оглянувшись, он не увидел ни могилы, ни своих следов в мягкой, лесной осоке. Но удивляться не было сил. Не снимая рюкзака, он бросился на землю и затих.

По вечерней росе подходил Володя к Караульной заимке. Она стояла на муравчатом бугре, над слиянием двух безымянных речушек; их тальниковые, темно-серебристые излучины туго подпоясали бугор, резко обозначая, выпячивая его грудь. Глубокая, парящая синева, оставленная закатом над сизой, плотной стеной леса, освещала и заимку, и муравчатый бугор, и прибрежный тальник с такою печальною, щемящей ясностью, что Володя вздрогнул от невыразимого, зябкого восторга: «Ну, надо же, куда вхожу!»


Еще от автора Вячеслав Максимович Шугаев
Русская Венера

Рассказы, созданные писателем в разные годы и составившие настоящий сборник, — о женщинах. Эта книга — о воспитании чувств, о добром, мужественном, любящем сердце женщины-подруги, женщины-матери, о взаимоотношении русского человека с родной землей, с соотечественниками, о многозначных и трудных годах, переживаемых в конце XX века.


Дед Пыхто

Дед Пыхто — сказка не только для маленьких, но и для взрослых. История первого в мире добровольного зоопарка, козни коварного деда Пыхто, наказывающего ребят щекоткой, взаимоотношения маленьких и больших, мам, пап и их детей — вот о чем эта первая детская книжка Вячеслава Шугаева.


Избранное

В книгу лауреата Ленинского комсомола Вячеслава Шугаева «Избранное» входят произведения разных лет. «Учителя и сверстники» и «Из юных дней» знакомят читателя с первыми литературными шагами автора и его товарищей: А. Вампилова, В. Распутина, Ю. Скопа. Повести и рассказы посвящены нравственным проблемам. В «Избранное» вошли «Сказки для Алены», поучительные также и для взрослых, и цикл очерков «Русские дороги».


Рекомендуем почитать
Америго

Прямо в центре небольшого города растет бесконечный Лес, на который никто не обращает внимания. В Лесу живет загадочная принцесса, которая не умеет читать и считать, но зато умеет быстро бегать, запасать грибы на зиму и останавливать время. Глубоко на дне Океана покоятся гигантские дома из стекла, но знает о них только один одаренный мальчик, навечно запертый в своей комнате честолюбивой матерью. В городском управлении коридоры длиннее любой улицы, и по ним идут занятые люди в костюмах, несущие с собой бессмысленные законы.


Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Музыканты

В сборник известного советского писателя Юрия Нагибина вошли новые повести о музыкантах: «Князь Юрка Голицын» — о знаменитом капельмейстере прошлого века, создателе лучшего в России народного хора, пропагандисте русской песни, познакомившем Европу и Америку с нашим национальным хоровым пением, и «Блестящая и горестная жизнь Имре Кальмана» — о прославленном короле оперетты, привившем традиционному жанру новые ритмы и созвучия, идущие от венгерско-цыганского мелоса — чардаша.


Лики времени

В новую книгу Людмилы Уваровой вошли повести «Звездный час», «Притча о правде», «Сегодня, завтра и вчера», «Мисс Уланский переулок», «Поздняя встреча». Произведения Л. Уваровой населены людьми нелегкой судьбы, прошедшими сложный жизненный путь. Они показаны такими, каковы в жизни, со своими слабостями и достоинствами, каждый со своим характером.


Сын эрзянский

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Великая мелодия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.