Странник поневоле - [31]

Прежде всего, Богдан решил похоронить останки немца – не только из дани традициям и из уважения к покойнику, но и потому, что делить пещеру со скелетом было не слишком приятно.

Опыта подобных действий у Богдана не было, но и иного выхода – тоже. Осмотрев карманы френча и не найдя там ничего, что могло бы пригодиться, парень осторожно завернув кости Петера Витта в шкуру, на которой тот отошёл в совсем уж иной мир, и вынес прах наружу.

Отойдя метров пятьдесят вбок от пещеры, Богдан лопаткой профессора выкопал глубокую яму в песке и опустил туда прах. Сверху могилы он сложил грубую пирамидку из камней, собранных у скал, и установил импровизированный крест из двух жердей, скреплённых полосой, отрезанной от шкуры, покрывавшей ложе немца.

Поскольку пляж простирался и вправо, и влево, с одной стороны было море, а с другой – крутой берег, с высоты которого вряд ли сиганул бы даже лев, опасность могла появиться только с хорошо просматриваемых направлений. Тем не менее, всё время, пока он работал, Богдан опасливо оглядывался: ему тоже не улыбалось стать объектом нападения хищников. Но берег оставался пустынен, и только редкие местные чайки и ещё какие-то птицы уже кружились в воздухе после грозы.

Закончив работу и посмотрев на солнце, которое сильно склонилось к горизонту, Богдан решил позаботиться о пропитании. У него ещё остались несколько плодов дедае с первого острова, но всё же он решил сходить на охоту, чтобы обеспечить себе не слишком скудный запас пищи на завтра, пока найдёт дедае и здесь.

Взяв лучемёт и копьё, Богдан подпёр дверь снаружи жердями и отправился в сторону, где берег понижался. Здесь под обрывом увидел то, что начал строить профессор Витт.

Это был длинный, но довольно узкий плот, лежавший на катках. Петер Витт, видимо, собирался поставить и мачту, о чём говорили приготовления в виде подпорок и растяжек. Кроме того, плот имел ещё два длинных весла с плетёными лопастями, которыми мог грести один человек, стоящий посредине судна. Кожаные верёвки, которыми лопасть была привязана к жерди, истлели от времени и легко порвались, когда Богдан подёргал за них.

Богдан с сомнением посмотрел на кораблестроительные потуги покойного профессора, но отдал долж-ное упорству немецкого учёного. Насколько он понимал, конструкция слабо выдерживала критику, но мужество человека, собиравшегося отправиться в море на такой ненадёжной конструкции, заслуживало уважения.

«Я попробую усовершенствовать это плавсредство», – подумал Богдан и отправился дальше по более насущному в данный момент для него вопросу.

Вскоре ему попалось стадо диких свиней, и он швырнул копьё в ближайшую из них. Однако применение копья с кремниевым наконечником требовало куда больших навыков, да и бросал Богдан издалека, опасаясь слишком рано вспугнуть дичь. Остриё лишь царапнуло по шкуре, и свинья, завизжав, бросилась в кусты, увлекая за собой остальных. Не желая расставаться с хорошим мясом, Богдан, не мудрствуя лукаво, свалил животное импульсом из лучемёта.

В свинье оказалось килограммов тридцать, и Богдан с некоторым трудом доволок тушу до пещеры. В стороне от входа у самой воды, чтобы смывать кровь и не так привлекать хищников, он наскоро разделал добычу, внутренности и кости закопал ещё дальше по берегу, а куски мяса приготовил к жарке, разложив на листьях, как на тарелках.

Пока он возился на берегу, то обнаружил несколько странных полузасыпанных ям в песке. Внутренняя поверхность ям была отделана обожжённой глиной. После легкого недоумения Богдан сообразил, что, вероятно, его предшественник использовал такие своеобразные чаны в песке для дубления шкур.

Собрав в достатке веток и сучьев, которые следовало просушить после дождя, он приготовился разжечь погасший огонь в очаге. К счастью, в пещере имелся изрядный запас сухого горючего материала и прямых крепких веток, которые ещё прежний хозяин мог использовать как вертела и шампуры для нанизывания кусков мяса и тушек птиц.

Когда уже совсем смеркалось, Богдан заперся в пещере и до отвала наелся нежного свиного шашлыка, щедро посыпая его солью. Кроме того, он зажарил часть оставшегося мяса впрок, а большой кусок тушки подвесил в прохладном углу пещеры у родника.

Снаружи было тихо, сытый Богдан вскипятил в котелке воду, сыпанув туда какой-то травы из чашки с полки в качестве заварки. За многие годы трава совершенно высохла и потеряла, казалось, всякий вкус и аромат, однако, будучи настоянной в кипятке, давала какое-то подобие чая. В качестве десерта Богдан съел плод дедае фруктово-сладкой спелости.

Пещера освещалась дрожащим светом свечи и огня в очаге, по углам плясали неверные отблески, а тень Богдана казалась странным существом, раскачивающимся из стороны в сторону. В щелях бревенчатой стены, за которой притаилась ночь, тихонько посвистывал ветер, и, казалось, кто-то ходит по песку, присматриваясь, как бы добраться до затаившегося странника.

На душе было тревожно, но, тем не менее, насытившись, Богдан почувствовал себя вполне уверенно. Он сейчас по-настоящему жалел только об одном – о том, что рядом нет надёжного товарища, с которым можно было бы обсудить планы спасения, подбодрить друг друга, да и просто поболтать о чём угодно.