Странник играет под сурдинку - [27]

– Сходи-ка ты за жалованьем, – посоветовал Грин хусен. – Инженер навряд ли явится к тебе с поклоном. «Ему кое-что с меня причитается, – так сказал инже нер, – только пусть он не воображает, что я к нему явлюсь с поклоном и покорнейше попрошу взять расчет».

VIII

И все-таки инженер явился ко мне с поклоном и по корнейше меня попросил. Казалось бы, чего еще же лать? Но я не искал этой победы, мне она была ни к чему.

Итак, инженер заглянул ко мне в комнату и сказал:

– Пожалуйста, зайди сейчас ко мне за своим жалованьем. Кстати, с почты принесли для тебя письмо.

Когда мы вошли к инженеру, я увидел там фру Фалькенберг. Я очень удивился, но отвесил ей поклон и за стыл у дверей.

– Садись, пожалуйста! – сказал инженер и, по дойдя к столу, взял письмо. – Вот, пожалуйста. Да ты садись, садись, здесь и прочтешь, а я тем временем подсчитаю, сколько тебе следует.

И сама фру Фалькенберг указала мне на стул.

Интересно, почему у них у обоих был такой встрево женный вид? Почему они вдруг стали такие обходитель ные и к каждому слову прибавляли «пожалуйста»? Загадка разъяснилась тотчас, письмо было от капитана Фалькенберга.

– Возьми! – И фру Фалькенберг протянула мне нож для бумаги.

Обычное письмо. Короткое, вполне дружеское, хотя начало слегка насмешливое.

В общем так: я уехал из Эвребё раньше, чем он ожидал, и перед отъездом не получил зажитое. Если я вооб разил, будто у него денежные затруднения, будто он не сможет до осени со мной расплатиться, и потому так вне запно уехал, это было ошибкой с моей стороны, сейчас он просит меня как можно скорее вернуться в Эвребё, коль скоро я не связан другими обязательствами. Надо выкрасить дом и надворные строения, потом начнется осен няя пахота, и, наконец, он был бы рад заполучить меня на рубку леса. Сейчас у них очень хорошо, на полях – высокий колос, в лугах – густые травы. «Не задержи ответ. С приветом. Капитан Фалькенберг».

Инженер уже кончил подсчет, он ерзал на стуле и смотрел куда-то вбок, потом, словно вспомнив что-то, опять уткнулся носом в бумаги. Он явно нервничал. Фру, стоя, разглядывала кольца у себя на руке, но, по-моему, она все время украдкой наблюдала за мной. Здорово оба струхнули!

Наконец инженер сказал:

– Так что я хотел спросить? Ах, да: письмо, кажется, от капитана Фалькенберга, ну, как он там поживает? Я, собственно, узнал почерк.

– Хотите прочесть? – предупредительно спросил я и тотчас протянул ему письмо.

– Нет, н ет, спасибо, зачем же, я просто…

Но письмо взял. А фру подошла к нему и, покуда он читал, заглядывала через его плечо.

– Так, так. – Инженер кивнул. – Значит, все в порядке. Спасибо. – И он хотел было вернуть письмо мне.

Но тут фру взяла письмо и начала читать его уже самолично. Письмо чуть дрожало у нее в руках.

– А это тебе за работу – сказал мне инженер. – Пожалуйста, возьми свои деньги. Не знаю, право, угодил ли я тебе,

– Да, спасибо.

Инженер, по-моему испытал большое облегчение, ког да узнал, что в письме речь идет только обо мне и больше ни о ком; на радостях он решил позолотить пилюлю:

– Вот и хорошо. А если ты когда-нибудь снова окажешься в наших краях, ты знаешь, где меня найти. Сплавной сезон все равно закончился, засуха какая была, сам видел.

А фру все читала. Вернее, не читала, потому что глаза у нее застыли, она просто устремила взгляд на письмо и о чем-то думала. Интересно, о чем она могла думать.

Инженер нетерпеливо поглядел на нее и сказал с усмешкой:

– Дорогая, уж не надумала ли ты выучить это пись мо наизусть? Ведь человек ждет.

– Ах, извини, – сказала фру и протянула мне пись мо торопливо и смущенно. – Я просто забылась.

– Да, уж не иначе, – заметил инженер.

Я поклонился и вышел.

Летними вечерами на мосту полно гуляющих – учи теля и торговцы, девицы на выданье, дети; я дожидаюсь позднего часа, когда мост опустеет, я тоже иду туда, оста навливаюсь, внимая рокоту, и стою час, а то и два. Собственно, мне больше нечего делать, кроме как слушать шум потока, но мозг мой настолько освежен праздностью и хорошим сном, что сам изыскивает бесчисленное мно жество мелочей, которыми можно заняться. Вчера, на пример, я вполне серьезно решил сходить к фру Фалькенберг и сказать ей: «Фру, уезжайте отсюда первым же поездом!» Сегодня я высмеял себя за эту сумасбродную идею и выдвинул другую: «Мой милый! Лучше сам уез жай отсюда первым же поездом. Кто ты ей, друг и совет чик? Отнюдь, а человек должен вести себя сообразно своему положению».

Нынешним вечером я снова воздаю себе по заслугам. Я начинаю что-то напевать, но сам почти не слышу свое го голоса – его заглушает рев водопада. «Смотри же, всякий раз, когда вздумаешь петь, ступай к водопаду», – говорю я себе уничижительным тоном и тут же смеюсь над собой. Вот на какие ребячества я убиваю время.

Вдали от моря водопад служит для ушей ту же служ бу, что и прибой, но прибой может усиливаться и ослабе вать, а шум водопада – это как бы туман для слуха, его монотонность невероятна, бессмысленна, это воплощение идиотизма. Который час? Нет, что вы! Что сейчас, день или ночь? Да, конечно, Если положить камень на две надцать клавиш органа, а потом уйти своей дорогой, по лучится то же самое. Вот на какие ребячества я убиваю время.