Странница - [40]

— А если бы я свернула?

— Я б надавал ему по шее, — пожал плечами Милит, — ножик отобрал, пинка бы дал. Чтоб он охотнее в следующий раз на меня полез. Аиллена, я все рассчитал. Не учел только одну случайность: что Далин такой поганый целитель.

— Далин во всем виноват?

— Почему Далин? Я, конечно. Все равно бы полукровка поболел… Ну, на грани жизни и смерти бы не был, не так больно было бы… Я использовал тебя, Аиллена. Для меня это хуже всех ран полукровки. Но иначе я не знал как… Есть только две возможности восстановить утерянное не за столетия, а разом: вспышка Светлой силы или… или как Гарвин.

— А на некромантию Владыка, конечно бы не согласился никогда…

Милит не оценил сарказма.

— Конечно, никогда. И Гарвин бы тоже на это не пошел, но ему нужна была сила, чтобы убивать… Он воевал один против целого мира и уж никак не думал выжить и попасть сюда. Он вроде как уже умер, понимаешь? Мне кажется, он жалеет, что ты его привела. А Владыка… Понимаешь, так не бывает: Владыка и некромантия. Это все равно что ты некромантией займешься. В общем… Знаешь, если честно, нетрудно хорошему магу заманить в постель женщину. Владыке бы это удалось в два счета, несмотря на полукровку. Только это нечестно, а Владыка не может так…

Лена что было сил толкнула его в плечо, Милит опрокинулся на спину, а она зашипела:

— Владыка не может нечестно? А он со мной честно поступил? Марш в постель, а то твоих друзей вместо мишеней использовать будем — это честно, да?

А дальше она повела себя уж совсем неприлично: въехала ему кулаком по носу. И нос разбила. Милит скатился с кровати, чтобы не запачкать постель, но нисколько не обиделся. Он пережал пальцами переносицу, что-то пробормотал, и кровь тут же остановилась. Магия… Милит порылся в карманах куртки, вытащил платок и обтер лицо.

— У него не было выбора тогда. Сама посуди: где бы все бы сейчас были, если бы ты тогда не согласилась?

Он сидел на полу, глядя не Лену снизу вверх, золотились в свете луны русые волосы, сияла гладкая кожа. Эльфы почему-то никогда не были волосатыми, как люди. У них даже подмышками волосы не росли. Мужчины даже брились не каждый день, однако «щетинистых» эльфов Лена не видела. Милит протянул руку, осторожно прикоснулся к ее щеке.

— Я даже прощения просить не стану, потому что ты не простишь. Я и сам себе не прощу. Но я иначе не мог. Я же понимаю, что сам убил свою надежду, если она и была… Ты со мной только пока полукровки нет, а когда он вернется…

— Когда? Даже не если?

— Конечно. Конечно, не если. Он вернется, куда он без тебя. Не плачь… Пожалуйста…

Он лег рядом, начал целовать глаза, стирать слезы со щек своей вовсе не мягкой ладонью строителя или воина, уговаривал… Он не оправдывался. Он был совершенно честен: я тебя использовал ради неких высших целей. Права была Странница: ее используют. Только вот не шут, а остальные. Лиасс даже и не скрывает, что ее присутствие в лагере выгодно эльфам, Милит вот… И ведь самое-то обидное: она понимала. И Лиасса, и даже его шантаж при первой встрече, и Милита с его сложным и неприятным планом, только легче от этого понимания не становилось.

Милит нашел способ ее успокоить: применил магию. Как Лиасс. То есть не успокоить — фиг тут успокоишься, а отвлечь. И подзадержался — сам тоже так умотался, что проспал рассвет, и, когда Лена проснулась (с большим трудом), сидел на кровати и чесал затылок, размышляя, как выйти незамеченным.

— Больше не применяй магию, — сказала Лена. — Не хочу.

Милит перестал чесать затылок.

— Не буду. А разве плохо? К тому же ты плакать перестала. Почему ты плакала?

— У меня не было повода?

— Как раз много было. Потому и спрашиваю. То есть почему именно?

— Я не хочу, чтобы меня использовали. Ни ради каких целей. Даже самых великих. Я вменяемая, со мной можно и прямо говорить.

— Прямо? — горько усмехнулся Милит. — Конечно, можно. Я пришел бы к тебе и сказал: ляг с Владыкой, Светлая, потому что всем эльфам нужна его мощь… Ты посмеялась бы или выгнала меня взашей?

— Выгнала взашей.

— Ну вот… — Милит повернулся. Лена его при свете солнца нагишом с того дня на берегу и не видела. Грубый шрам пересекал бок и половину груди, а помимо него было с полдюжины менее эффектных. — Ты можешь и сейчас меня выгнать взашей. Я пойму. — Он встал около кровати на колени и по-собачьи положил голову на подушку. — Только не выгоняй, а? Можно я с тобой буду пока? Я тебя люблю, Аиллена…

— Почему?

Синие глаза поморгали.

— Что — почему?

— Любишь почему?

— Откуда я знаю? — удивился Милит. — Не знаю. Никогда не любил… Даже жену.

— А зачем женился?

— Дурной был. Она, знаешь, какая была? Мать по сравнению с ней — страшная, как жаба. Ну и я соответственный. Вот мы и решили стать самой красивой парой… Молодые были совсем. Я плохой муж был. Очень плохой. Не выходило у меня семейной жизни. И отец скверный. У нас до Кайла еще мальчик был, так я в его смерти и виноват. Ему три года было. Плыли через залив на пароме, мне бы за ним присматривать, а я отвлекся… В общем, нырял потом, нырял — так и не нашел. Не знаю даже, сам упал за борт, или люди помогли, это же так просто, малыша подтолкнуть к краю. Думал, жена меня бросит — не бросила. Кайла родила, потом дочку… Я их и не воспитывал практически. Я хотел вырастить Кайла воином, жена все спорила, и я плюнул: делай что хочешь.