Странница - [16]

У Лены кружилась голова. Туман. Красный туман. Клочья красного тумана. Не хватает воздуха. Больно.

— Он жив, Аиллена, это самое главное. Не забывай. Возьми ее, Маркус. Держи, у нее совсем нет сил.

Маркус ловко принял ее из рук Лиасса, обнял еще крепче, защищая или ободряя.

— Делиена, не похоже, чтоб насмерть. Тяжело, конечно, но эльфы классные целители. Ариана вообще великий мастер. Главное, он дышит. Кровь больше не идет, эльф остановил. Ну, что ты? Он жив, ты только об этом и думай. Ему лучше станет, если ты будешь так думать. Он же твое настроение сразу чувствует.

Клочья красного тумана. Яркое солнце. Зеленая трава. Синее небо. Синие глаза Милита. Сияющие, светящиеся. Лиасс подошел, и Лене стало ясно, что смотрел Милит только на него. С восторгом и удовлетворением. Он опустился на колени, отдавая себя в руки Владыки. Сдержанный и неизменно уравновешенный Лиасс отвесил ему такую пощечину, что Милит свалился, но тут же поднялся — снова на колени, но на сей раз опустил голову.

— Заберите его, — устало сказал Лиасс. — И соберите совет. Не забудьте пригласить посла.

Он вернулся к Лене. Синяя куртка и золотые волосы в обрывках красного тумана. Шута подняли, понесли, Лена смогла только проводить его глазами. Совсем белое лицо. Неживое. Остановившееся.

Лиасс взял ее на руки, отнес в дом, уложил на кровать и велел Маркусу не отходить ни на шаг. Будто бы тот сам поступил иначе. Лена вслушивалась в темноту. Шут молчал. Молчал. Маркус ничего не говорил, сел рядом на кровать, взял ее за руку. Они ждали. Лена не знала сколько — здесь не было часов. Бесконечно. Маркус приготовил шиану, посадил Лену, поддерживая за плечи, напоил, попытался скормить какую-то еду. Она не смогла проглотить. Он зажег свечу, значит, уже очень поздно, здесь летом темнеет черт знает когда. На столе горела свеча, за окном — полная луна. Огромная, на полнеба. Серебряная луна. Наверное, у того эльфа, что убил прежнего посла, в глазах отражалась луна. Говорить о нем Кайл не мог и после допроса — заклятие действовало пожизненно, и его это мучило. Лена нашла себе занятие — следить за луной. Она была такая яркая, что гасила звезды, а потом уползла за раму, но звезды все равно не появились, а потом Маркус задул свечу — начало светать. Предрассветные сумерки были серо-розовые.

Лиасс заглянул ей в глаза, покачал головой.

— Я только что от Арианы. Он жив, Аиллена. Он все еще жив. Не стану скрывать, ранен он серьезно, но он выживет. Ты верь в это, и твоя вера его удержит. — Лена вяло кивнула. Глаза болели. Лиасс положил руку ей на лоб — и она провалилась в кошмар из красного тумана, который то сгущался, то становился полупрозрачным, но выбраться из него Лена никак не могла, бродила по кругу, чувствуя, как слабеют ноги. Было душно, туман сдавливал грудь, в висках пульсировало. Она понимала, что Лиасс погрузил ее в сон, только легче от этого не было, потому что она не могла проснуться, ведь сон был магический…

Он разбудил ее сам, заставил выпить горьковатый отвар. Тысячелистник, огоньки, листья казлы — такой смешной кустик со смешным названием, непременная составная часть шианы, потому что бодрит. Наверняка еще десяток трав: эльфийские отвары часто бывают очень сложными, может, поэтому и эффективными.

— Давай-ка в баню, — скомандовал Лиасс. — Там как раз сделали душ, это тебе не помешает.

Они с Маркусом чуть не волоком дотащили ее для начала до туалета, а Лена даже и не поняла сперва, что это за помещение и что тут надо делать, потом — до бани. Маркус пригрозил: «Дождешься, сам раздену и вымою!» — но вышел и дверь за собой закрыл. Лена разделась и встала под ситечко от лейки — ну совершенно привычное. Забытое ощущение стекающей по телу теплой воды было странным, ровно до тех пор, пока эта вода не перестала подогреваться. Точнее, она враз стала даже не речной — скважинной. Лена не успела даже вскрикнуть — дыхание перехватило, а вода тут же стала по-прежнему теплой. Эльфийские штучки.

— Ну вот, — кивнул Лиасс, — ты хотя бы стала похожа на человека. Понимать можешь? Или мне тебя выводить из этого состояния еще как-то? С помощью магии?

— Попробуй.

— Понимать может, — удовлетворенно кивнул Маркус. — Делиена, жив он, я только что видел. Жив, в сознании. Плохо ему, конечно, больно, но жив. Ариана говорит, легкое не задето.

— Если хочешь, можешь его увидеть, — предложил Лиасс, — но я бы не советовал. Ты настолько подавлена, что это только его расстроит. Он и так чувствует твое состояние. Прости. Я должен задать тебе этот вопрос. Милит — твой.

— Нет уж. Забирай его себе. Делай с ним что хочешь, но сам. Хватит на меня сваливать!

— Хорошо. Успокойся. Я должен был спросить. Этого требует наш закон. Ты ответила.

— Да мне наплевать, что будет с Милитом! — закричала Лена. — Наплевать! Хоть повесьте его, хоть пряниками накормите!

— Лена, — тихо сказал Маркус, впервые назвав ее так, — да ладно, услышь ты наконец, а? Жив он. Ты этому можешь радоваться? Он мог умереть, но не умер. Дышит, смотрит, меня узнал. Ариана сказала, он не хочет, чтобы ты видела его таким… Но ты ведь можешь его и так поддержать. Ему хорошо, когда тебе хорошо. Не можешь о хорошем думать: вспоминай. Ведь есть что. Ну вот хоть как он нам с тобой на поляне после дождя представление устроил, помнишь? На руках так смешно прыгал, колесом ходил. Ну поправится же он, Ариана почти уверена.