Странница - [39]

Он ушёл. Мы поужинали вместе чем попало: Бландина подала котлеты с соусом и корнишоны… Я умирала от голода. «Воистину, любовь вытесняет все желания, кроме…» – пошутил он, показав к тому же, что читал Верлена.

После ужина мы не кинулись снова друг другу в объятия, не стали любовниками, потому что он целомудренный, и экспромты мне не по душе… Но я радостно и безо всякого кокетства всё ему обещала:

– Нам ведь некуда спешить, правда, Макс?

– Как сказать, дорогая! Я стал таким старым за то время, что вас ждал.

Таким старым!.. Он не знает, сколько мне лет!..

Он ушёл. Завтра он снова придёт… Он не мог от меня оторваться, я боялась, что сдамся, я отталкивала его, вытянув руки… Мне было тепло, он в запальчивости принюхивался ко мне, словно собираясь укусить… Наконец он ушёл. Я говорю «наконец», потому что смогу думать о нём, о нас…

«Любовь…» – сказал он. Любовь ли это? Хотелось бы быть в этом уверенной. Люблю ли я его? Моя чувственность меня испугала. Но, может, это лишь вспышка, разгул той силы, которую я слишком долго обуздывала, а потом я, скорее всего, пойму, что люблю его… Если бы он сейчас вернулся и постучал в мою ставню… Да, конечно же, я его люблю. Я с волнением вспоминаю какие-то его интонации, эхо его влюблённого гула ещё гудит во мне, и у меня перехватывает дыхание, и ещё он добрый и сильный, он спас меня от одиночества, когда я уткнулась в его плечо.

Да, да – я его люблю! Кто сделал меня такой пугливой? Я так долго не колебалась, когда…

О какую могилу споткнулась моя мысль? Бежать уже поздно, я снова встретилась с моей безжалостной наперсницей, с той, что следит за мной из Зазеркалья.

«Ты так долго не колебалась, когда любовь, обрушившись на тебя, раскрыла всю меру твоего безумия и твоей храбрости! В тот день ты не спрашивала себя, Любовь ли это! Ты не могла ошибиться: это была она, Любовь, Первая Любовь. Это была она, и больше её уже никогда не будет! В своём простодушии маленькой девочки ты её сразу узнала и, не торгуясь, отдала ей своё тело и своё детское сердце. Это была она – она не объявляет о себе, её не выбирают, с ней не спорят. И она никогда больше не повторится. Он взял у тебя то, что ты можешь отдать только единожды: доверие, религиозное изумление перед первой лаской, новизну твоих слёз, цветок твоего первого страдания!.. Люби, если тебе удастся, это тебе скорее всего ещё будет дано, но только для того, чтобы в лучший час твоего бедного счастья ты бы помнила, что в любви бесценна только первая любовь, чтобы ты ежеминутно терпела наказание, вспоминая прежнее, и переживала бы ужас вечных сравнений! Даже когда ты скажешь: „Это лучшее из всего, что было!“, ты будешь страдать, понимая, что ценно только единственное. Есть Бог, который говорит грешнику: Ты меня не искал бы, если бы уже не нашёл…" Но Любовь не так милосердна. Ты, который меня нашёл однажды, – говорит она, – теряешь меня навсегда!" Ты думала, что, расставшись с одним, отстрадала своё? Увы, этому нет конца! Смакуй, пытаясь воссоздать в своей памяти себя такой, какой ты была прежде, свою деградацию! Осушай на каждом пиру твоей новой жизни бокал с ядом, который будет тебе подливать твоя первая, твоя единственная любовь!..»

Надо будет поговорить с Марго, признаться ей в том, что произошло, рассказать про этот солнечный удар, который перевернул мою жизнь… Ибо всё решилось – мы любим друг друга! Всё решилось, да, впрочем, я и сама полна решимости. Я послала к чертям все свои воспоминания, и сожаления, и свою манию плести, как я это называю, сентиментальную филигрань, все свои «если», «потому что», «но», «тем не менее»…

Мы видимся ежедневно, постоянно, он увлекает меня за собой, ошеломляет своим присутствием, мешает думать. Он всё решает сам, почти приказывает, и я кладу к его ногам не только свободу, но и самолюбие, потому что позволяю сорить ради меня деньгами, заваливать мой дом цветами и фруктами, привезёнными из заморских стран, а ещё я ношу на шее сверкающую стрелочку – она как бы впилась мне в горло, расцвеченная, словно моей кровью, шлифованными рубинами.

Однако мы не стали ещё любовниками! Отныне, исполненный терпенья, Макс обрекает себя и меня на пост помолвки, который нам обоим даётся совсем не легко – меньше чем за неделю мы оба осунулись и истомились. У него это не порок, но кокетство мужчины, которому хочется быть желанным и вместе с тем дать мне то время, которое необходимо, чтобы я как бы сама приняла решение…

Впрочем, мне и выжидать-то, собственно говоря, больше нечего… теперь я опасаюсь только этой неведомой мне прежде страсти, вспыхнувшей при первом же прикосновении к нему и готовой слепо повиноваться… Он, конечно, прав, оттягивая час, который нас соединит до конца. Теперь я знаю, чего хочу, знаю, что дар, ожидающий его, будет поистине великолепен. Я не сомневаюсь, что превзойду все его самые дерзкие надежды! А пока пусть он понемногу обрабатывает свой сад, если хочет…

А он это часто хочет. К моей радости и тревоге, случаю было угодно, чтобы этот красивый рослый парень с простыми чертами лица оказался на редкость проницательным любовником, просто созданным для женщин: он настолько интуитивен, что его ласки всегда соответствуют всем моим желаниям. Мне вспоминается – и я краснею – дурацкая фраза одной моей товарки по мюзик-холлу, когда она расхваливала изощрённость своего нового кавалера: «Поверь, дорогая, сама бы себе лучше не сделала!»