Странница - [3]

— Оставь свои объяснения! Мне сейчас это абсолютно не интересно! Женщина открыла глаза и зло посмотрела на Мальгрума. — Мне интересно, что есть человек, там, на Земле, который любит меня, и он — мой муж… Мальгрум расхохотался, и она прервалась, а затем ядовито спросила: — Не подскажешь ли ты мне способ убить тебя? Право слово — очень хочется!

— Я — уже не смеюсь. — Он и правда перестал смеяться. — А еще вы хотели добавить, что там, на Земле, осталась девочка, ваша дочь, которая на самом деле вовсе не ваша дочь, а порождение земного тела. И вот она, наверное, плачет теперь, но пока еще надеется увидеть вас. Так?

— Скотина!

— Ругаетесь вы хорошо. — Мальгрум посерьезнел и добавил: — Ну так вот. Вы — никогда больше ее не увидите. Потому что мертвые не должны возвращаться с того света. Для Земли вы умерли. Дело о вашей гибели сдано в архив…

— Это когда же они успели его сдать? — язвительно спросила женщина. За несколько часов?

— Несколько дней. На Земле прошло несколько дней. Вы находитесь в Многомерности и время здесь может течь как быстрее, так и значительно медленнее.

— Что ты наделал, Мальгрум? Зачем? — Она закачалась в кресле. Мальгрум посмотрел на нее с жалостью. — Что им сказали?

— Что вы погибли в авиационной катастрофе.

— Мгм? Мне припоминается что-то другое.

— Конечно. Но вы же не поехали в аэропорт, и самолет улетел без вас. На вашем месте сидел другой человек. Ему продали билет уже после конца регистрации. Он настойчиво просил кассиршу об этом — и уговорил. Именно поэтому ваше имя осталось в компьютере неисправленным.

— Я не летаю в самолетах, которые собираются разбиться.

— Разве я пытаюсь с этим спорить?

— Зачем ты убил меня, Мальгрум, зачем? Что стало с тем человеком, водителем?

— Боитесь, что он сошел с ума? Не хотите брать грех на душу?

— Боюсь. У меня достаточно грехов и так.

— Детишки? — От его вопроса женщина вздрогнула.

— Ну конечно, ты знаешь об этом. Это ты помог мне тогда? Меня почти раскрыли.

— Не «почти». Дети, которые остались живы, прекрасно все поняли. Только кто бы им поверил, попытайся они рассказать? Все кончилось хорошо. А как и почему… — кому есть до этого дело? Да вы меня опять не слушаете?

Она увидела себя еще девчонкой. В тот год старшеклассников попросили поработать в школьном летнем лагере. Ей досталась роль старшей вожатой, одной из обязанностей которой было проведение утренней физзарядки. Накануне того злополучного дня прошел сильный дождь. Глинистая почва района, в котором жила женщина, размылась, покрыв тонкой осклизлой пленкой спортплощадку, что сделало ее в тот день непригодной для каких-либо занятий. Скорее там можно было свернуть шею, но никак не укрепить здоровье.

Она осмотрела свою группу ребятишек в возрасте 9-10 лет, построила их друг за другом, и так, дружно, они отправились на единственное пригодное для занятий место — асфальтированную площадку под стенами старого добротного здания школы. Дети выстроились в линию, примерно в метре от стены. А потом началась обычная физзарядка. Она показывала упражнения, детишки — повторяли.

Выполняя один из наклонов, она услышала странный громкий треск, словно что-то с натугой разрывалось. Поднявшись, с изумлением она обнаружила, как ребятишки поворачивали головы на этот звук, но происходило это в десятки раз медленнее, чем должно бы было быть в реальности. И еще — она полностью оглохла. Проследив движение голов, ее взгляд уперся в огромное оконное стекло второго этажа здания. Трещины неторопливо бежали по нему, и, конечно, им не было никакого дела до ребятишек, на головы которых собиралось вывалиться стекло.

Она хорошо запомнила, как хотела закричать: «Всем быстро отойти!», и тут же, перебивая эту мысль, пришло: «Не успеваю…», вместившее в себя много больше этой короткой фразы. Это было осознание нечаянной вины — ведь именно она привела их сюда, именно она построила их так близко к стене, и, значит, именно она была бы в ответе перед своей совестью за их гибель.

И тогда она закричала — телепатически и, как выяснилось потом, настолько громко, что этот крик — адресованный детям, услышали абсолютно все. «Опасность!» — означал этот крик. Повинуясь ему, шеренга, уже обратившая лица навстречу своей смерти, медленно, еле поднимая ноги — так ей казалось, сделала шаг назад, уходя из-под прямого попадания стекол.

Козырек над подъездом принял на себя первою атаку прорвавшегося наконец стекла, и только ухудшил положение — отбрасывая осколки, увеличивая их скорость, измельчая многократно, он сделал их в тысячи раз смертоноснее и опасней.

Она стояла не шевелясь, спокойно наблюдая, как медленно разламываются стекла под ногами детей, покрываясь перед этим многочисленными трещинами, как пролетают осколки, очевидно, калеча — ноги, руки, тела. Только не было звука, словно его выключили зачем-то и поэтому никто не кричал. А потом прорвался звук, время вернуло свой бег, и — все кончилось. Площадка перед школой была усыпана осколками стекла так плотно, что практически не виден был асфальт. И — посреди этого безумия, стояла молчащая шеренга детей. Им некуда было ступить, потому что вокруг их ног плотным слоем лежали осколки большие, маленькие, средние…