Странная птица. Мертвые астронавты - [49]

Но Мосс действительно была там, на другой стороне. Мосс видела Чэня. Заметила Чэня. Узнала, что уравнения Чэня помогают стабилизировать и рационализировать порождаемый Компанией кошмар. Что уравнения Чэня рационализируют даже тот кошмар, который учинил над ней Чарли Икс. Насколько применимы, конечно, к ее тогдашнему состоянию все эти понятия – «видела», «заметила», «узнала», – тот еще вопрос.

Так что со временем Мосс поняла, что есть версии Чэня, которые не могут справиться с тем, что их попросили сделать – как раз когда Грейсон попросила ее найти призывников или добровольцев, могущих помочь их делу.

Людей, которые могли ненадолго превращаться в монстров, но должны были снова стать людьми – чего бы это ни стоило.

Что есть человек, как не тот, кто становится монстром? Что есть человек – по опыту Мосс, во всяком случае, – как не разновидность демона?

Чэнь, доброволец, надел перчатки и специальную одежду, чтобы осмотреть биотеха, заключенного в стене глобул. Стена была тем местом, где он проводил большую часть своего времени. Стена, в конце концов, и сломала Чэня – того, что был с Грейсон. Сломала сильнее, чем он сам себя поломал. Что такого? Никакой слабины в этом ведь нет. Смотришь в лицо, непохожее на твое, но все еще слишком знакомое. Лицо, созданное в лучшем случае, чтобы кому-то служить или кого-то развлекать, а здесь – служащее даже более низменной цели: как белок для какого-то другого существа, созданного для служения или развлечения, провалившего тестовый отбор и предназначенного для ссылки в пруд-отстойник.

В какой-то момент можно даже вообразить – хорошая работа, благородная цель! Есть нечто прекрасное в том, чтобы взять подобное сырье и наделить его целью. Но этот флер быстро спал.

Чэнь научился прочитывать понимающе-негодующий блеск в тусклых омутах глаз, что являлись ему. Блеск несогласия с собственной судьбой, с этой особой формой сознания, в которую хозяина глаза – или его отражение – заключили.

А заключили его и в сверкающие красно-белые шипы животного, похожего на крылатку[9], но отправленного ходить по суше, и в глаза лемура, глядящие из тела свернувшейся клубком зеленой ящерицы, и в морского анемона, которому приделали зелено-пурпурные крылья.

И как только Чэнь пережил испытательный срок, как продержался в Компании неделю, месяц, год, пять лет? Как надевал перчатки, проталкивал руки сквозь вязкую мембрану отдельно взятой глобулы, застрявшей в целой стене, щупал и давил, разминал и оценивал, сверяясь с показателями датчиков? Всякий раз ему поручали найти ложное сокровище – изъян, зачастую проявлявшийся как дар, как талант, как интеллект за гранью установленных стандартом параметров, или навык, никогда не полагавшийся конкретно этому продукту.

Некоторые притворялись больными, более умные, и со временем Чэнь узнал, что ум присутствует и у тех, у кого нечеловеческие лица, и у тех, у кого тела каким-то образом имитируют человеческие. Ибо даже вмурованные в стену, словно причудливые драгоценные камни, некоторые из тех, кого он осматривал, наверняка внимали мифам, овевавшим пруды-отстойники. В пруду можно обрести смерть – жестокую и мгновенную. Но можно и свободным стать. Или, по крайней мере, побороться за шанс на свободу.

Но именно тот из них, кто говорил с Чэнем, наконец-то доконал его. Так или иначе, Чэнь к тому моменту не вращался в сферах, какие Компания могла бы одобрить. Он прошел ту отметку на карте, что отмечала изведанные земли. И это произошло бы с ним даже раньше… или в любое другое время, по любой другой причине. Произошло бы все равно, вот что важно.

Агония, обращенная в речь, в человеческий атрибут, исходящий из нечеловеческих уст, слова, вдруг обретшие небывалый вес – вот что пробудило его от транса, от сна на ходу, от зацикленных ритуалов рабочей смены.

Он просунул перчатку через мембрану и сдавил в руке тварь – яркого, точно чертополох, ежа с уймой ног, утопавшего в плюшевом золотистом меху. Он держал тварь так, чтобы можно было раздавить ее в любой момент и оборвать эту ее речь, которую, вообще-то, Чэнь не должен был слушать. Существо обращалось к нему храбрым голосом, не похожим ни на какой другой – потому что такие существа на веку Чэня прежде не разговаривали, и он не смог бы описать этот голос кому-то другому. Разве что сказать, что был он похож на трепет мягких крыльев, обласканных спокойными волнами.

Выслушав ежа до конца, Чэнь, спотыкаясь, вышел из здания Компании, миновал зону прудов-отстойников и побрел, пошатываясь, с потерянным видом, сначала к лесистому ущелью, а оттуда – к южным вратам, ведущим к Балконным Утесам. Но пройти через врата он не мог – будто некий силовой барьер удерживал его. Сознанию Чэня была нанесена травма. Он остановился, склонившись, тяжело дыша, перед Балконными Утесами. Он сник на колени в гравий, рассеянно смотря на далекое здание Компании.

Именно там его и нашли Мосс и Грейсон. В конце концов. В нужное время. Того Чэня, что был им так нужен. Чэня, который знал Компанию, знал стену глобул и все ее ужасное содержимое.

Но Чэнь никогда не рассказывал им, что сказал ему многоногий ежик, похожий на чертополох, умерший в его руках от того, что сотворили с ним по ту сторону стены, неспособный оправиться от последствий. Чэнь и сам так и не оправился от его последних слов.