Странная фотография - [6]

— Да нет, ничего. Просто в школу не хочется.

— Ага, это точно! О школе просто подумать противно! Ты рюкзак свой уже собрала?

— Вон он, собранный лежит. Глаза бы мои на него не глядели!

— А ты и не гляди. Хочешь, я тебе почитаю?

— Давай! — оживилась Сеня и забралась на кровать с ногами, накинув на себя плед и закутавшись в него так, что только нос, да глаза выглядывали наружу.

— Ну вот, где мы тут остановились? Ага, книга четвертая, глава первая: «Укрощение Смеагорла». «Вот мы и в ловушке, — горестно вздохнул Сэм. Понурив голову, он стоял рядом с Фродо…»

Брат читал с выражением — похоже, ему самому чтение доставляло огромное удовольствие. Благодаря сестре и её увлечению он буквально влюбился в Толкиена и открыл для себя мир, о котором прежде не подозревал. Его ровный спокойный голос подействовал на Сеню успокаивающе, она перестала терзаться всяческими подозрениями и вся обратилась в слух. Хлопнула входная дверь, и брат на секунду прервался, чтобы выяснить, кто пришел. Оказалось, это папа ушел в больницу к бабушке и останется там на всю ночь — удалось договориться с врачами, чтобы ему разрешили побыть с ней в палате реанимации.

Эта новость вновь усилила тревогу, и Сеня не сразу смогла сосредоточиться на чтении. Костик видел, что сестра очень напряжена и не выдержал.

— Слушай, да не переживай ты так, бабушка наша поправится! Вот ведь и баба Инна болела, а ничего — выздоровела.

— Да, я понимаю… Я знаю, что нельзя думать о плохом, потому что мысль воплощается.

— Хм. Какая крутейшая мысль! И кто это тебе сказал?

— Да так… приятель один.

— Уж не Мамука ли?

— Нет, не Мамука.

В этот миг послышался какой-то резкий хлопок, точно шарик лопнул, потом свист, вернее даже не свист, а какой-то тоненький вой! Форточка распахнулась и со стуком захлопнулась, точно выпуская кого-то невидимого наружу.

Брат с сестрой в тревоге переглянулись. Костик встал и выглянул за окно. На дворе было темно — на Москву опустилась ночь.

— Ну и дела! Ты слышала?

— Еще бы не слышать!

— И что по твоему это было? — спросил брат, помрачнев.

— Не знаю… Может, сквозняк? Сегодня весь день сквозняк по квартире гуляет…

— А по-моему… Может, это и глупо так думать, но вдруг это лето в ночь улетело? Попрощалось с нами и вылетело в окно? Ох, чего только в голову не придет после твоего Толкиена?!

— Ладно, давай дальше! — пискнула Сеня и широко, во весь рот зевнула.

Голова у неё кружилась, и мысль о Проше вновь ожила. А вдруг это знак от него?

Костик вновь принялся за чтение, но спустя минут десять заметил, что сестренка спит крепким сном. Он отложил книгу, поправил подушку, подоткнул одеяло — она продолжала спать, и только еле слышно простонала во сне.

Костя поцеловал сестру и на цыпочках вышел из комнаты.

Не было случая, чтобы Сеня засыпала так рано, — было только начало одиннадцатого, да ещё во время любимого чтения! Лето на даче здорово подействовало и на Костю: он теперь с трудом разбирался в собственных чувствах — так их вдруг оказалось много! А хваленая бабушкина интуиция, похоже, и у него прорезалась! Костя прямо-таки нутром чуял, что семью их ожидает что-то дурное… Неладно что-то у них, ох, как неладно! Нужно быть ко всему готовым.

Глава 2 КОСТЯ ВЫРЫВАЕТСЯ НА СВОБОДУ

Сенины надежды на лучшее оправдались, — если только простуду можно назвать чем-то лучшим, — на следующий день она свалилась с высокой температурой, с кашлем, насморком и наивной верой в то, что её болезнь может что-то в жизни переменить. Например, отменить вовсе занятия в школе или помочь скорому выздоровлению бабушки… Сиденье на лестнице в промокшей до нитки одежде не прошло даром: в школу первого сентября она не пошла. Вместо этого пришлось полоскать горло, пить чай с медом и дожидаться визита врача, который поставил диагноз: острый бронхит и прописал постельный режим и антибиотики.

Так началась осень. Не слишком-то весело, однако, по-своему, не так уж плохо — дома все-таки лучше, чем в школе… Первые дни Сеня пребывала в сладостной полудреме, мысли её разбегались, да она не слишком старалась их удержать. Было сонно, знобко и муторно: день качался между явью и полусном, словно жизнь её медлила расставаться с радостью лета и шагнуть в пору осенних печалей — жизнь словно вынашивала что-то там, в самой своей сердцевине: весть ли какую-то, важную перемену… Или просто Сене предстояло разом и здорово повзрослеть — совершить один из тех резких рывков, которыми полнится, пульсирует детство, и её организм готовился к нему, собираясь с силами, а болезнь была просто неким рубежом, остановкой перед этим рывком? Она не знала — лежала, дремала и ждала.

А Костик… он окунулся в жизнь с головой! И этому захватывающему процессу в немалой степени способствовал его новый приятель Слон.

Со Слоном, которого в просторечии звали Петром — Петькой Букреевым Костик познакомился летом на даче. Вместе с дедом Слона мальчишки провели акцию по спасению дачников от травматизма, — как, смеясь, называл их затею Валентин Трофимович — дед Слона. Дело в том, что деревенский алкоголик Валерка на досуге решил заняться весьма оригинальным промыслом — он снимал тяжеленные крышки люков с колодцев канализации и в пьяном угаре предлагал их дачникам по сходной цене — за бутылку, надеясь, что предприимчивые садоводы найдут им полезное применение в хозяйстве… Результатом этого Валеркиного «нового слова в бизнесе» явилось следующее: Сеня свалилась в колодец! И если б не Костик и Слон, та же участь, похоже, поджидала массу безвинных дачников… Ребята под предводительством Валентина Трофимовича отобрали добычу у алкоголика и, погрузив люки на тачку, по очереди водрузили на место. Тогда-то парни и подружились, а после к обоюдной радости выяснили, что живут не так далеко друг от друга — по московским понятиям, можно сказать, по соседству: Слон обитал на Малой Никитской улице — неподалеку от Садового кольца, до Маяковки двадцать минут быстрым шагом! А дом Костика с Сеней от этой самой Маяковки, то бишь, от Триумфальной площади — в пятнадцати минутах ходьбы. Так что, один легко мог пешком в полчаса добраться до дома другого. А уж на троллейбусе-то и подавно!