Страницы Миллбурнского клуба, 2 - [8]

Если бы мы в действительности проводили такой анализ, то могли бы сделать некоторые выводы относительно обозреваемых нами кластеров. Мы могли бы, скажем, отметить социальный состав некоторых кластеров. А если бы у нас не было сведений о социальном составе кластеров, то мы могли бы сделать некоторые предположения по этому поводу. Мы могли бы заметить, что между кластерами A и D нет четкой границы. И что можно рассматривать объединенный кластер, в который входят люди, любящие Пушкина и в той или иной степени любящие Мандельштама.

Но мы сейчас рассмотрели только гипотетический пример. В реальной жизни все гораздо сложнее по нескольким причинам (даже применительно только к оценке поэтических произведений). Во-первых, у каждого человека есть свои представления о сотнях поэтов. И уже по этой причине соответствующая картинка вместо двумерной становится многомерной. Во-вторых, «списки» поэтов, естественно, у всех разные. В-третьих, индивидуумы не только оценивают всю поэзию какого-то определенного поэта в целом. Они имеют особое мнение по поводу каждого отдельного стихотворения. В-четвертых, одна и та же оценка, скажем, восторженная, какого-то одного произведения может делаться на основании совершенно различных причин.

Все эти и другие обстоятельства могут быть учтены при проведении анализа кластер-картинок. Но вследствие приведенных причин, а также и по другим причинам размерность наших картинок возрастет очень сильно. Если бы мы имели многомерное видение, то смогли бы увидеть кластеры в виде эллипсоидообразных или бананообразных областей, расположенных в многомерном пространстве. Человек имеет, однако, трехмерное видение. Поэтому он не может представить себе наглядно, скажем, стомерную картинку. С этим, однако, можно справиться. И здесь на помощь приходят разные статистические процедуры (называемые кластер-анализом), заменяющие реальное человеческое трехмерное видение многомерным. То есть получается так, что произвести статистическую обработку результатов такого эксперимента было бы в принципе возможно. Но беда заключается в том, что собрать данные для такого эксперимента никто никогда не сможет.

Однако то обстоятельство, что собрать данные невозможно, не означает, что данных для эксперимента не существует. Ведь у каждого из потенциальных участников эксперимента имеются определенные субъективные предпочтения относительно поэтов, которых они знают. А, значит, и кластер-картинка субъективных оценок существует (хотя она никому не известна).

Такие кластер-картинки существуют по отношению к различного рода оценкам. Например, существуют кластер-картинки, отражающие литературные предпочтения всех людей, или литературные предпочтения русскоговорящих, или художественные предпочтения в испанской живописи, и многие другие кластер-картинки. И все эти кластер-картинки будут субъективными, поскольку они строились на основе оценок (предпочтений) с доминирующей субъективной составляющей.

Теперь уже можно ответить на те вопросы, которые я задал в начале этого раздела. Как можно утверждать, что кто-то обладает хорошим или плохим вкусом? Что такое тонкий или примитивный вкус?

Поскольку вкус понятие субъективное, то все вкусовые представления оказываются относительными. Для кластера, в котором нахожусь я, ваш вкус (если вы находитесь в другом кластере) будет необъясним для меня. А мой вкус будет необъясним для вас.

И тут возникает очень интересный вопрос. Можно ли поставить один кластер людей выше другого? Я бы даже переформулировал этот вопрос, задал его в другой форме. Можно ли кластер, объединяющий профессионалов в какой-то области, поставить выше других кластеров? Скажем, можно ли кластер литераторов поставить выше других кластеров (естественно, применительно к оценке литературных произведений).

Разные люди по-разному ответят на поставленный вопрос. Большинство, как я думаю, скажут, что литераторы чувствуют, знают и понимают литературу лучше, чем другие. И с этим я не согласен.

Начну с того, что «чувствовать», «знать» и «понимать» – это разные понятия. И не надо их класть в одну корзину. То, что профессионалы знают литературу больше, чем другие, у меня не вызывает сомнений. Они всю жизнь занимаются литературой. Конечно они знают больше других. Хотя тут я должен был бы оговориться и сказать, что они знают, вообще говоря, больше других. И то, что они чувствуют глубже, тоже не вызывает сомнений. Конечно, их эмоции, сильнее эмоций тех, кто ничего не знает о предмете. Вообще говоря, сильнее.

А вот то, что они понимают литературу лучше – в этом большой вопрос. Для меня слово «понимать» означает наличие ощущений, связанных с внутренними характеристиками оцениваемого произведения. Ну а если мы пришли к тому, что основным при оценке произведения является не что-то внутреннее, а субъективная составляющая, то слово «понимать» тут, как получается, совсем не подходит.

Как, например, для меня звучит фраза «Я стал понимать картины Гойи после того, как побывал в Прадо»? Она для меня звучит довольно нелепо. И именно вследствие всего того, что было сказано выше. Кто-то может думать, что он начал «понимать» картины Гойи. Но это, скорее всего, означает лишь, что картины Гойи стали этому человеку нравиться. Если человек такую фразу все-таки произнес, то он, по всей видимости, «исповедует» понятие объективно прекрасного (по крайней мере, в искусстве). И он считает, что то, что ему картины Гойи стали нравиться, произошло не потому, что он предпринимал для этого много усилий. Он, судя по всему, думает, что это произошло потому, что он наконец-то «понял», что же в этих картинах есть объективно прекрасного. Поэтому-то он и говорит, что стал их «понимать».