Он знал, что Ксения поймет его. Ведь понимала же раньше она его душевные движения. Им овладело желание сейчас же ехать отыскивать Завьяловскую, дать ей денег, или, смотря по обстоятельствам, поместить в богадельню или приют для алкоголиков, одним словом, так или иначе облегчить участь бедной женщины.
— Только где же она теперь, куда скрылась, или ее отправили согласно его распоряжению?..
Он не в силах был противиться своему безудержному желанию, встал и вышел в переднюю.
Слуга подал ему теплую шинель с бобровым воротником.
— Куда она пошла, бедная, бесприютная и как бы мне узнать ее адрес? — думал Мумиев,
— Что это? неужели на старости лет я становлюсь психопатом? Зачем мне отыскивать жалкое падшее создание, для которого уже не может быть никакого спасения? — спохватился он и хотел уже сбросить с себя шинель.
— Изволите сами захватить в театр цветы для барыни, или прикажете мне отнести? — сказала вдруг появившаяся горничная с раскрытыми картонажем, где лежали белые гелиотропы, издававшие сильный до приторности запах.
Мумиева передернуло.
— Убирайся вон! — прикрикнул он на горничную и обратился к слуге;
— Куда вы отправили… старушку?
— Я хотел ее препроводить в участок и нанял уже извозчика, а Тимофей не велел, сказал: пускай себе идет с Богом, — оправдывался тот.
— Вот как! Ксения успела возбудить к себе здесь участие, — подумал Мумиев и вышел в коридор.
Швейцар с почтительным видом привстал с своего места.
— Не знаешь ли, куда та, несчастная, отправилась? — спросил он будто мимоходом.
— Я позвал извозчика и велел ее за безобразие доставить в участок, — зарапортовал тот: — но она взмолилась Христом Богом и просила доставить ее в Глухой переулок, к № 14- Это против водочного завода, — поспешно пояснил он.
Мумиев вышел на улицу. Холодный ветер пахнул ему в лицо точно огнем. Он приподнял воротник, закутался плотнее, прошел дальше и вдруг, остановившись посреди тротуара, резко захохотал. Какой-то прохожий с удивлением оглянулся на него и пугливо посторонился.
— Что за малодушие! Я положительно становлюсь психопатом.
Им овладели колебания.
Ветер, все усиливаясь, тоже будто оттягивал его назад, но вдруг что-то сильнее ветра и внутренних колебаний души рвануло его вперед,
— Извозчик!.. Глухой переулок, номер дома 14,- сказал он, усаживаясь в сани.
Возница стегнул лошадку и бодро помчался в указанный конец города.
С большим трудом, отыскав 14-й номер, Мумиев вошел в растворенную настежь калитку большого запущенного двора с полуразрушенными постройками. Усадьба эта напоминала собой разбойничье гнездо. Квартиры походили на западни и, по-видимому, служили пристанищем для различного сброда, вроде дешевых ночлежек.
Он долго блуждал, как в лабиринте, из одной квартиры в другую, пока ему не встретился подозрительный субъект с взъерошенной головой. Мумиев обратился к нему с вопросами.
Тот, угрюмо выслушав его, посоветовал обратиться к хозяйке и даже вызвался проводить.
— Кто их знает! Сюда много женщин приходит, иной раз только для ночлега, другие же имеют постоянные квартиры, — пояснил он, провожая Мумиева в закоулок сараеподобного здания.
Постучав в тускло освещенное оконце, они стали выжидать результата. Спустя немного времени дверь поддалась, и Мумиев с своим спутником вступил в прокопченную дымом комнату, полную женщин и детей. Некоторые улеглись на полатях и нарах, а кому не хватило места — на полу. Другие, усевшись ближе к свету, чинили одежду, накладывая заплаты. Одна группа мегер играла в засаленные карты. Воздух стоял удушливый, пропитанный миазмами. Седая, косматая женщина, с засученными рукавами, ястребиным взглядом и хищническим, в виде клюва, загнутым носом, выступила вперед.
— Я хозяйка. Что вам угодно?
— Благотворительное общество поручило мне отыскать Ксению Завьяловскую, — проговорил он.
— Аксютку приезжую? Нет ее, с утра еще ушла куда-то, вот и плетенку свою покинула, — отвечала хозяйка, окидывая его с ног до головы алчным взглядом.
Мумиев ушел. Метель разыгрывалась все сильнее, снег сыпал сверху и снизу.
Подозрительный субъект, терпеливо выжидавший результата розысков, сказал:
— Не будет ли вашей милости, барин?
Мумиев бросил ему рубль и поспешил к извозчику.
— Совсем замерз, барин, — сказал тот. — Я уже боялся, чтобы вас не ограбили в этой трущобе.
— К театру, — приказал Мумиев.
Он вошел в залитый светом зал и направился к своей ложе. Нарядная, оживленная Целина сидела рядом с своей приятельницей Валерией Завойской.
— Однако вы запоздали, — сказала она мужу.
В это время вышел артист-бенефициант, раздался единодушный взрыв аплодисментов. Целина, с обворожительной улыбкой, перегнувшись за барьер ложи, бросила на сцену белый пучок гелиотропов. За ней последовала Валерия.
Молодежь хлопала, не жалея рук, дамы бросали цветы; один Мумиев оставался холоден и безучастен ко всему оживлению. Из его головы не выходила Ксения, не та отвратительная, вульгарная старуха, которую он видел сегодня, а миловидная брюнетка, с серыми бегающими, как блуждающие огни, глазами. Тогда и сам он был молод; счастлив и полон радости жизни. Где же это все, куда подевалось, и какая ужасная метаморфоза жизнь!
