Страна заката - [9]

Между тем Аллан нашел несколько кирпичей и кусок жести, собрал немного ще­пок и обломков досок, сел на корточки и принялся разжигать костер в этом первобыт­ном очаге. И хотя дрова были мокрые от утренней росы, в конце концов они разгоре­лись.

Лиза вышла из фургона и налила в небольшую кастрюлю минеральной воды из бутылки. -

— Прекрасно, позавтракаем на свежем воздухе. Скоро вода в кастрюле закипела.

— Ты не видел Боя?

— Не видел,— ответил Аллан.— Но оставь его в покое: пусть он играет. Ему это на пользу. Проголодается — придет.

— А вдруг он уйдет куда-нибудь далеко и заблудится?

— Ну так покричит. Здесь отовсюду хорошо слышно. Пусть понемногу приучается к самостоятельности.

Лиза приготовила кофе из порошкового кофезаменителя, разлила его в две чашки. Они сидели каждый на своем автомобильном сиденье, которые Аллан прошлым вече­ром вытащил из старого кузова. Тусклое солнце с трудом пробивалось сквозь затянув­шую небо мглу. Лиза подняла голову и, отбросив волосы со лба и со щек, сказала:

— Можно даже загорать... Здесь почти совсем как в деревне. Но только гораздо лучше. В деревне так пусто... Так одиноко.

Когда-то очень давно они говорили о том, чтобы переехать куда-нибудь в сель­скую местность, в деревню. Деревня... Это слово звучало и необычно и соблазнительно для тех, кто никогда не выезжал дальше постоянно разраставшихся пригородов Свитуо­тера. Соблазнительно и в то же время тревожно: парк без ограды, леса без тропинок, равнины, холмы, хребты и горы... И все это лишено четких границ, четких и ясных очертаний. Некоторые обитатели Свитуотера любили деревню и проводили там (где, собственно?) все свои выходные дни и отпуска, хотя это стоило немалых денег и нема­лых усилий. Свитуотер все время разрастался, опутывая жителей густой сетью всевоз­можных препятствий, дороги из центра города к окраинам были длинные, невероятно длинные, даже если говорить только о расстоянии; а множество светофоров, пробки, где приходилось терять массу времени, и трудности, связанные с ориентированием, делали их почти непроезжими. И все-таки люди возвращались в город отдохнувшими и загорелыми и во весь голос превозносили до небес «деревню» и деревенское житье именно за то, что Аллану было всегда чуждо, враждебно и непонятно. При этом они употребляли такие выражения, как «девственный край», «красота природы», «полное безмолвие», «первозданность», «подлинность», «нетронутость»... После всех этих разго­воров Аллана уже не удовлетворяла «природа», которую он знал: парки и скверы, клумбы и декоративные кустарники, разбросанные по всему городу, лужайки в пар­ках, где траву регулярно подстригали, пешеходные дорожки, маленькие мостики через искусственные ручьи, пруды, где среди бумажек от мороженого и других отбросов пле­щутся полудикие утки и другая водоплавающая птица в ожидании кусочков хлеба, ко­торые им бросают посетители, главным образом дети. Повсюду стоят скамейки, на ко­торых можно посидеть, созерцая других любителей этой укрощенной «природы», при­шедших сюда со своими детскими колясками, своими собаками, друзьями и возлюб­ленными... И однако же, Аллану казалось, что он предпочитает именно такую «приро­ду», в небольших, точно отмеренных дозах.

Но как-то раз в субботу они все-таки выехали за город, из чистого любопытства, разумеется, чтобы наконец понять, что значит «побывать в деревне». Это был их первый шаг, первый поступок, означавший, что за разговорами о том, чтобы уехать из города, кроется нечто большее, чем пустые мечтания,— веселая и полная неожиданностей экс­курсия в неизвестность. Они сели в автобус — после того как с трудом отыскали его: теперь на загородных маршрутах осталось совсем мало автобусов; он шел в Плежер-Коув, маленькую деревушку, расположенную на берегу неглубокого пруда; жители деревни потратились на его расчистку и потому с гордостью рекламировали здешнюю воду, годную для купания. В разгар сезона Плежер-Коув пользовался большой популяр­ностью: здесь были площадки для игры в гольф и площадки для обучения малышей ходьбе, тропы для верховой езды и пешие маршруты, проложенные на слабопересе­ченной местности, где росли рядами кипарисы и пинии, а кое-где встречались и купы лиственных деревьев. Об этом Аллан узнал из рекламных объявлений и буклетов, ко­торые просматривал в туристическом бюро.

В деревню они приехали, когда уже стемнело. В автобусе Лизу тошнило. Бой, ко­торому тогда было всего два года, всю дорогу проспал. По приезде они зашли в первый попавшийся мотель, который назывался «Пансионат» и был обильно украшен и сна­ружи и внутри колесами, старыми плуговыми лемехами, чугунами, бадьями и старин­ными сельскохозяйственными орудиями; и все равно сразу было видно, что это самый обыкновенный мотель. Они сняли комнату и, измученные путешествием, тут же легли спать.

Завтрак подавали с восьми до десяти часов утра: вареные яйца, гренки с маслом («настоящее масло» — было написано в меню, которые лежали на всех столах в столо­вой), повидло неопределенного происхождения и цвета, кофе или чай по выбору. Когда Лиза увидела грязь на яичной скорлупе, ее снова затошнило и больше она не мог­ла есть.