Страна восходящего солнца - [120]
Возможно, имело место косвенной давление? Со стопроцентной уверенностью ответить на этот вопрос трудно. С одной стороны, мы могли бы подумать, что многие пилоты, воспитанные в японских традициях, просто не могли отказаться, когда их товарищи и друзья соглашались стать камикадзэ. Похоже, нередко так оно и было. Но есть и факты, свидетельствующие об обратном. Так, осенью 1944 года директор одного из учебных центров по подготовке экипажей торпедных катеров близ Симоносэки (откуда рукой подать до залива Данноура – места самого знаменитого в истории Японии коллективного самоубийства клана Тайра в 1185 году), собрав 400 курсантов, объявил о наборе в экипажи катеров-самоубийц и пловцов-самоубийц. Полдня курсанты входили в кабинет начальника и вели короткие беседы с глазу на глаз. Около 200 человек согласились участвовать в подобных атаках, примерно столько же отказались, причем к отказавшимся (по их же воспоминаниям) не применялись какие-либо карательные или прочие санкции. То же касается и летчиков. Мы знаем случаи, когда командиры подразделений (неслыханно для любой, тем более японской армии) просили своих подчиненных подумать 24 часа и вступить в ряды камикадзэ либо отказаться (хотя имели приказы о необходимости формирования таких подразделений). Складывается впечатление, что командование как высшего, так и среднего и даже низшего звена долго не могло определиться, как быть в подобной ситуации. Впрочем, несмотря на серьезные сомнения, которые они испытывали до самого конца боевых действий (вице-адмирал Ониси Такидзиро как-то бросил вскользь своему адъютанту: «Что касается меня, то, вероятно, и через сто лет не найдется никого, кто оправдал бы мои действия»), тактика камикадзэ стала реальностью, с которой надо было считаться всем по ту и эту сторону линии фронта. Наиболее взвешенной позицией относительно добровольности или недобровольности выбора камикадзэ нам представляются слова бывшего летчика-камикадзэ Нагацука, вынужденного вернуться после того, как он не нашел свою цель, и невероятно переживавшего по этому поводу: «Я, как свидетель, который пережил эту миссию, подтверждаю, что наше желание было в полном согласии с приказом, отданным высшим командованием. Очевидно, целые группы авиаторов являлись просить этого поручения вследствие срочных обстоятельств, и, с другой стороны, никто, кроме самих заинтересованных лиц, не может отдавать отчет в состоянии души… Добровольно или по принуждению – вопрос не в том. Я могу подтвердить, как уцелевший старый пилот-самоубийца, что все мои друзья были готовы принять добровольно приказ или просить этого поручения».
Японская официальная пропаганда отреагировала быстро. Смерть за родину и императора всегда подавалась ею как образец конца для каждого японца (то есть самурайский образ достойной смерти в XX веке был распространен на всю нацию – едва ли можно найти более блестящее подтверждение тезиса о том, что именно элита является ядром для кристаллизации современной нации). Не было для этой пропаганды новым и прославление добровольной смерти – история войны на Тихом океане знает немало безумных «банзай-атак» с целью не столько нанести вред врагу, сколько достойно погибгнуть в ситуациях, в которых западные солдаты сдавались в плен с сознанием честно выполненного долга (об изменении этого отношения в японской армии и флоте в XX веке можно прочитать, например, работу У. Книга). Новым, пожалуй, была лишь новая впечатляющая и завораживающая форма этой смерти – смертельное пике – и его относительная эффективность, вынуждавшая пропагандистскую машину гибнущей империи работать все активнее именно в этом направлении. Все камикадзэ без исключения начали заноситься в разряд гунсин – «военных богов» синто, посмертно же их повышали в звании на две ступени, многие посмертно награждались орденами «Золотого Сокола» и «Восходящего Солнца», их семьи пытались окружить максимально возможным в то нелегкое время вниманием (в большей степени это были почет и уважение, а не материальные блага, но нередко имели место и повышенные пенсии, улучшенные продуктовые пайки). Семьи уведомлялись о смерти их родственников-камикадзэ в специальных письмах, наполненных самыми «возвышенными» и высокопарными выражениями (как и прочие образчики официозной пропаганды, они полны штампов и в целом, сказать по правде, малоинтересны). Была создана и целая кино– и фотогалерея образов камикадзэ, представленная фильмами, снятыми на авиабазах, кадрами (реальными и комбинированными) боев и самоубийственных атак, большими портретами бравых улыбающихся летчиков в летных комбинезонах и белых самурайских наголовных повязках
