Страна убитых птиц - [12]

На платформе их встретили.

Двое широких, как шкафы, с ходу завернули Сверчку руки за спину, увели в противоположную от той, куда пошел Матвеев, сторону.

Через десять минут Матвеев сидел в кабинете начальника городского Управления КПК.

В коридоре Управления грохотали сапоги. В три шеренги строился только что прибывший вместе с Матвеевым отряд «спецназа». Матвеев с горечью думал, что Сверчок прав — не нужны были ни его, Матвеева, распорядительность и умение, ни дальновидность и хватка Первого секретаря Обкома объединенных партий, дело заворачивалось помимо них.

Когда он проходил по коридору, направляясь в кабинет начальника Управления Комитета города, он уже понял, что другие силы вступили на арену событий. Это были не его ребята отряда «спецназа», их он знал поименно. Другие, все как на подбор двухметровые мордовороты с быстрыми глазами, неулыбчивые, молчаливые парни. Это была команда Центра.

Судя по четкости и особой таинственности, ходом операции руководил сам Президент.

Иу вырезал кусок сочного, истекающего красным мяса, горделиво приосанившись, подал его Сине.

Два дня томилось прикопанное и политое водой Дикой речки мясо.

На рассвете третьего дня они устроили себе праздник. Иу даже сходил к дальнему краю СВАЛКИ, чтобы из одному ему известной трубы нацедить ведро пьянящей жидкости. Он давно обнаружил течь в этой трубе, идущей неизвестно откуда, наверное, с того большого белого дома, что виден в хорошую погоду на холме. Жидкость едва капала, щель была совсем крохотная, но Иу был терпелив. С клинком в одной руке и с ведром в другой он добрался до дома, ежесекундно ожидая нападения проклятых хайду. Они, эти злобные собаки, совсем не боялись народа хау днем, нападали дерзко и в открытую. Объяснялось это тем, что ядовитые испарения СВАЛКИ вытравили ночное зрение собак и они из ночных хищников превратились в дневных.

— Хай, Сина! — добела отмытый пластмассовый стаканчик в грязных руках Иу качнулся в знак приветствия. — Мы не умерли!

— Ты не умер, Иу! — хихикнула Сина. — Ты сильный, как Дьял!

— Да, я сильный, как Дьял, я могу убить хайду.

Иу готовился перечислить все, что он может во славу Сины, но тут появился ОН!..

Это было подобно грому холодного декабря. Тому грому, что оглушает в мгновение ока, от которого из ушей течет кровь и замирает в груди. Грому, сопровождаемому ослепительной молнией, настолько яркой, что в сравнении с ней, невероятной, даже рассматриваемое в упор, редкое на СВАЛКЕ солнце кажется бледным светлячком-гнилушкой.

Он вышел из-за кургана консервных банок, прошел разделявшие их пять шагов и тихо присел рядом на перевернутый бак. Он был грязный, худой, заросший всклокоченным волосом, с провалившимися глазами, в которых сквозило или безумие, или страх. А еще он хромал, сильно припадая на правую сторону.

— Я пришел.

Лицо его исказилось, он словно хотел добавить что-то еще, но только всхлипнул и повалился навзничь, широко раскинув руки.

Великая минута молчания повисла над СВАЛКОЙ.

— Красивый! — громко шепнула бледная до синевы Сина и перевела взгляд на Иу. — Зови Дьяла! Скорее!

Немного пришедший в себя Иу покачал головой. Лысый череп его покрылся мелкими бисеринками пота.

— Дьяла нельзя. Дьял съест, Дьял все ест.

— Красивый! — завизжала Сина, указывая пальцем на лежащего неподвижно. — Он достанет то, что ДЕЛАЕТ ПОКОЙ, и мы умрем, Иу!

Она визжала, дергаясь всем телом, тыкала в лежащего пальцем и пыталась бежать, но ноги ее не слушались, они словно приросли к тому месту, где она стояла.

Иу протянул длинную цепкую руку, сгреб Сину за волосы и швырнул в сторону. Сина крутнулась волчком, упала, смотрела снизу затравленно и дико.

— У него нет того, что ДЕЛАЕТ ПОКОЙ. Красивый, да. — Иу рассматривал лежащего. — У него на ногах ступы, такие мы носим. Когда холодно. Так?

Даже не оглядываясь, он знал, что Сина покорно кивает.

— Это, — Иу тронул белый халат на лежащем, — одежда Красивых. Дрянь. И это дрянь, — он потрогал старые брюки. — Он плохо ел. Слабый. Ему надо дать хайду. Много. Иди.

Иу сел на свое место, указав Сине напротив себя. Та покорно поплелась, далеко обойдя распростертое тело. Косилась с ужасом, дрожала ноздрями.

Они не смотрели, как он вставал, как мутными глазами обводил мир, как садился на перевернутый ржавый бак и долго тер виски.

У народа хау не было принято подглядывать за слабым, это считалось неприличным, стыдным и было небезопасно. По негласному закону слабый, чью слабость увидели, имел право на Семь Лун Повиновения. Любопытный семь ночей добывал слабому пищу, собирал улиток и перетряхивал ложе из водорослей для дневного сна. И слабый помыкал увидевшим, даже безнаказанно поколачивал.

— Я — Иу! — Иу ткнул себя пальцем в волосатую грудь, хмуро посмотрел на Сину, она не шевелилась, уставившись куда-то под ноги. — Она — Сина. Мы — хау.

Пришелец кивнул, грустно улыбнулся. Взгляд его упал на ведро с синеватой жидкостью, которое стояло неподалеку. Он с интересом всмотрелся, привстал, макнул палец, поднес его к носу, понюхал.

— Спирт?

Иу с достоинством повернул голову, вслушался в мягкий и приятный голос, он не знал произнесенного слова, но, увидев, что пришелец нюхает намоченный в жидкости палец, с улыбкой кивнул.