Страна терпимости (СССР, 1951–1980 годы) - [72]
Для помощника ее состояние тоже недолго оставалось в тайне: куда подевалась ее апатия, раздражительность по любому поводу, холодность!.. Теперь она постоянно томилась ожиданием, и только дурак мог не заметить ее нервное возбуждение, ее невпопад сказанные слова. А помощник в амурных делах дураком отнюдь не был. С понимающей ухмылкой на сытом лице он выскальзывал за дверь при появлении Владимира Николаевича, создавая им условия для общения.
Ксения совсем теряла голову, не зная, куда спрятать сияющий взгляд и радостную улыбку. «Какая разница – по любви иль по минутной слабости я утонула в глазах твоих, в их неожиданной радости. Я утонула, и свет померк – все погрузилось во тьму. Только в душе моей цвел фейерверк, непостижимый уму.» ( XXI век: Эх, Ксюха! Такие перлы! И кому? Первому, кто просто отнесся по-человечески?) С большим трудом ей удавалось сдержаться, чтобы не сказать: «Я люблю вас!» Куда подевалась ее смелость, ее отчаянность? Они умерли в этих стенах, она прекрасно это сознавала. В Совмине не было ни женщин, ни мужчин, были – номенклатурные единицы. Ее не смущала разница в возрасте, это было преодолимым препятствием. Другое дело: разница в служебном положении… Ей до него не подняться, ему нельзя опускаться – до секретарши, так ей казалось.
Временами ей чудилось, что его тоже влечет к ней: его взгляд порой затуманивался, задерживаясь на ее губах, груди… Иногда он приветствовал ее сухо и официально – в присутствии посторонних в приемной. Ею овладевало отчаяние. «Нет, он совершенно равнодушен ко мне», – делала она печальный для себя вывод и страдала от безответного чувства. Пока она занималась любовными переживаниями, в их маленькой вотчине случилось непредвиденное.
Вскорости после защиты докторской Б.И. перевели в Москву на повышение. Правда, прошел слух, что у него там блат… в виде дружка из ЦК Солнцева, недавно тоже переведенного в столицу СССР. Сплетничали также, что, переезжая с семьей в Москву, он прихватил из ведомственной квартиры металлические, покрытые бронзовой краской решетки к батареям. Эти разговоры оставили неприятный осадок в душе Ксении. Она была уверена, что Б.И. целиком и полностью озабочен делами государственной важности, ну и немного личными. А тут – какие-то решетки… Еще бы унитаз с собой увез.
Приемная замерла в ожидании нового шефа. Помощник покрутился туда-сюда и с помощью Владимира Николаевича перешел в отдел референтом, какие-то знания после института у него еще сохранились. Он мог оказаться и вообще без места. Зампреды, назначаемые с периферии, имели обычай прихватывать с собой и помощников: почему бы не порадеть услужливому человечку? Столица манила всех, но повышение властного статуса еще больше. Да еще если он надежный, испытанный кадр. Секретарш с собой не перевозили, это было непринято. Ксения не суетилась, надеясь, что Владимир Николаевич в обиду не даст.
Через пару недель новый шеф явился в сопровождении Владимира Николаевича со своим помощником – из той области, где Мурат Шоханович был председателем облисполкома. Он перекочевал с семьей вслед за хозяином, естественно, получив квартиру. Тысячи маялись по углам, а это дерьмо с круглой харей, как оказалось впоследствии, получил ее за смазливость и услужливость. Ксению представили новым лицам и оставили в приемной. Первый месяц М.Ш. вел себя скромно и сдержанно, осваиваясь с более высокой должностью. Ксения исправляла ошибки в его резолюциях, он обращался к ней с вопросами – как и что. Она ему объясняла. Постепенно в его отношении к ней появилось высокомерие. Она поняла, что ей указывают на ее место, и стала держаться подчеркнуто официально. М.Ш. постепенно приобретал навыки барства и хамства. Посади свинью за стол, она и копыта на стол. Антипатия к лицам коренной национальности усиливалась. У самой-то кровь на четверть бурятская, а туда же, в шовинистки намылилась!
В один из дней произошел конфликт. На нетерпеливый звонок М.Ш. Ксения не спеша переступила порог его кабинета.
– Вы зачем здесь сидите? – его широкое плоское узкоглазое лицо покраснело от гнева, – Вы секретарша или кто? Полчаса на звонок идете! Что вы о себе воображаете? Два слова не можете грамотно напечатать, а туда же… – Он с размаху швырнул какую-то бумагу на длинный полированный стол для заседаний.
Листок порхнул по скользкой поверхности и плавно опустился на пол. Ксения вздрогнула, как от пощечины, с ней никто еще не говорил таким хамским тоном, подошла к столу, подняла с полу бумагу и посмотрела на текст: рука была не ее, хотя содержание было знакомым. Она моментально вспомнила, как ей нужно было позарез отлучиться из здания, и она попросила секретаря из соседнего отдела отпечатать эту бумагу. Но не могла же она сказать об этом! Наверняка правда вышла бы ей боком. М.Ш., скривив рот в презрительной усмешке, пристально смотрел на нее: как он поставил на место эту секретаршу! Ксению так и подмывало высказаться по поводу его грамотности – но вожделенная квартира давно уже лишила ее свободы слова. Вместо этого она едва слышно сказала:
– Извините, я сейчас перепечатаю.
Жизнь советской молодой женщины Ксении Кабировой продолжается. Претерпев множество операций после падения с четвертого этажа своей квартиры героиня романа возвращается в Совет Министров Казахской ССР. Из приемной ее попросили, она опорочила звание сотрудницы ап-парата своим из ряда вон поступком. Она все-таки сделала операцию, но почти сразу была вынуждена уволиться. Кончилась Райская жизнь, началась Адская, какой жили тысячи людей, не имея преимуществ в виде буфетов, пайков, путевок, квартир и других благ Райской жизни.
Впервые в истории литературы женщина-поэт и прозаик посвятила книгу мужчине-поэту. Светлана Ермолаева писала ее с 1980 года, со дня кончины Владимира Высоцкого и по сей день, 37 лет ежегодной памяти не только по датам рождения и кончины, но в любой день или ночь. Больше половины жизни она посвятила любимому человеку, ее стихи — реквием скорбной памяти, высокой до небес. Ведь Он — Высоцкий, от слова Высоко, и сей час живет в ее сердце. Сны, где Владимир живой и любящий — нескончаемая поэма мистической любви.
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.
Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.