Страна смеха - [51]
Мне очень не хватало компании Саксони, и пару дней я без толку слонялся по дому, но потом вынудил себя составить распорядок дня, который был бы удобен и продуктивен. Хотя бы потому, что знал, как Саксони напустится на меня, если обнаружит, что, пока она лежала в больнице, работа застопорилась.
Я вставал около восьми, завтракал и до двенадцати или часу работал. Потом делал несколько бутербродов и ехал в больницу, где мы на пару с Саксони полдничали в свое удовольствие. Часа в три-четыре я ехал домой и, если был в настроении, снова работал или же затевал стряпать холостяцкий обед. Вообще-то миссис Флетчер вызвалась мне готовить, но это означало бы совместную трапезу. Потом я печатал на машинке все написанное за день от руки и читал на сон грядущий какую-нибудь книжку или включал телевизор.
Вторая глава продвигалась очень медленно. Теперь я должен был идти по жизни Франса с лупой, шаг за шагом. Начинать следовало, вероятно, с детства, но возникал вопрос: а с насколько раннего детства? С пеленок, что ли? Или, может, с мальчика, собирающего открытки, — как предлагала Саксони? Я сделал два-три развернутых наброска и зачитал ей, но в итоге мы все забраковали. Тогда я решил поменять тактику — сяду и просто буду писать, как это было с первой главой; авось кривая вывезет. За основу я решил взять раттенбергский период, но если отклонюсь от темы — то и ладно, поверю своему чутью. На худой конец, если будет получаться совсем уж ни в какие ворота, я всегда могу это выбросить и начать по новой.
Вечерами перед телевизором, в промежутке между «Улицами Сан-Франциско» и «Ангелами Чарли»[82], я начал также подумывать о книге про отца. С тех пор как Саксони подняла эту тему, я осознал, насколько часто говорю и думаю о нем. Какой-нибудь фрагмент эктоплазмы Стивена Эбби материализовывался чуть ли не каждый день: очередной его фильм по телевизору или семейный анекдот — или я вспоминал какое-то его качество, а потом обнаруживал в себе. Если я напишу о Стивене Эбби, сумею ли я избавиться от его духа? И как отнесется к этому моя мать? Я знал, что она любила его еще долго после того, как он оттолкнул ее от себя своими полоумными выходками. Если уж писать, я бы хотел изложить все, что помню о нем, а не так, как эти жуткие мемуары «Я помню папу», что вечно пишут сынки знаменитых родителей: либо псевдообожание в худшем виде, либо тонны заемной желчи и ненависти с пера «литературных негров». Я позвонил матери поздравить ее с первым сентября (наша маленькая традиция), но мне не хватило духу поднять эту тему.
Как-то вечером я сидел за кухонным столом и фиксировал некоторые воспоминания, когда в дверь позвонили. Вздохнув, я надел на ручку колпачок. Я уже заполнил с обеих сторон два листа своего длинного желтого блокнота, но чувствовал, что только начал. Я вылупил глаза на блокнот и покачал головой. «Жизнь с папочкой» Томаса Эбби. Пришлось встать и открыть дверь.
— Вечер добрый. Я приехала вывезти вас на полуночный пикник.
Она была вся в черном, ну вылитый спецназ.
— Добрый вечер, Анна. Заходите.
Я распахнул дверь пошире, но Анна и не шевельнулась.
— Нет, машина снаряжена, так что давайте собирайтесь. И не говорите, что уже одиннадцать вечера. Для таких пикников самое время.
Я подумал, не шутит ли она. Убедившись, что нет, я выключил везде свет и накинул куртку.
Дни становились все прохладнее, и ночью было иногда уже по-осеннему зябко. В уцененных товарах «У Ленивого Ларри» я купил теплую драповую куртку в ярко-красную клетку; по словам Саксони, в ней я напоминал что-то среднее между стоп-сигналом и Фредом Флинтстоуном[83].
Луна была — услада оборотня: полная, песочно-белая и, казалось, эдак в полумиле над землей. Звезды тоже высыпали, но луна затмевала все и вся. На полпути к машине я остановился и, застегивая куртку снизу доверху, залюбовался на небо. Мое дыхание клубилось белым облачком в неподвижном воздухе. Анна стояла по другую сторону машины, опершись черными локтями на крышу.
— До сих пор не могу привыкнуть, какие тут ясные ночи. Не иначе как все примеси отфильтрованы.
— Миссурийское небо в чистом виде — девяносто девять целых и сорок четыре сотых процента.
— Точно.
— Поехали. Тут холодно.
В машине пахло яблоками. Обернувшись, я увидел на заднем сиденье две большие корзины, полные ими.
— Можно взять яблочко?
— Да, но берегитесь червяков.
Я решил воздержаться. Анна блеснула улыбкой. В синеватом полумраке ее зубы белели, как дорожная разметка.
— Что такое «полуночный пикник»?
— Вопросов задавать не разрешается. Сидите и наслаждайтесь поездкой. Приедем — тогда все и увидите.
Я повиновался — безвольно откинулся на подголовник и скосил глаза на мелькающую ночную дорогу.
— Ночью здесь надо осторожно, на дороге полно коров, собак или енотов. А однажды я сбила опоссумиху. Я затормозила и подбежала к ней, но она была уже мертва. Но самый кошмар, что из ее сумки тут же повылезали все маленькие опоссумчики. Совсем еще слепые.
— Мило.
— Ужас. Я чувствовала себя такой убийцей…
— Хм, а как там поживает старушка Нагелина? Ей большой привет от Нагеля.
— У старушки течка, пришлось ее на пару недель изолировать.
Фрэнни Маккейб, начальник полиции городка Крейнс-Вью, известный читателям по романам «Поцеловать Осиное Гнездо» и «Свадьба палочек», приютил в своем кабинете хромого одноглазого бультерьера.Собака сдохла. Но в могиле оставаться не пожелала.Тут-то все и началось.Выведет ли волшебное разноцветное перо нашего героя из лабиринта фантасмагории?
Впервые на русском — новейший роман одного из самых романтичных писателей современности, «мастера солнечного сюрреализма». Своего рода продолжение — не сюжетное, но тематическое — «Белых яблок» и «Стеклянного супа», новое исследование границы между миром живых и миром мертвых.Бен Гулд поскользнулся в снегу, ударился головой о придорожный бордюр и умер. Но привидение, которому назначено сопроводить его душу в загробный мир, с удивлением обнаруживает, что его подопечный жив. Ангел смерти не понимает, как такое могло произойти, и поручает привидению во всем разобраться.
«Хотелось бы надеяться, столь представительный сборник послужит массовому признанию этого изумительного писателя, давно заслужившего звездный статус» (San Francisco Book Review).Впервые на русском языке – полное собрание рассказов и повестей современного классика Джонатана Кэрролла, которого признавали своим учителем Нил Гейман («Американские боги») и Одри Ниффенеггер («Жена путешественника во времени»). С детским изумлением художника-сюрреалиста он живописует ландшафты наших тайных снов, исследует сокровенные глубины человеческого сердца.
Автор многих бестселлеров Сэм Байер находится в творческом кризисе. За вдохновением он приезжает в городок своего детства Крейнс-Вью, где тридцать лет назад нашел в реке труп «местной Маты Хари» Паулины Островой по кличке Осиное Гнездо, – и решает написать о ней документальный роман. В постель и в помощники к нему набивается тезка и однофамилица кинозвезды 1940-х годов Вероники Лейк, имеющая сверхъестественное сходство, как со своим прообразом, так и с Осиным Гнездом. Тем временем трупы вокруг начинают множиться с угрожающей быстротой, заставляя усомниться в официальной версии давних событий...
В жизни Макса Фишера все складывается удачно. Его комикс «Скрепка» пользуется устойчивой популярностью у широкой публики и благосклонностью у высоколобых критиков, его новая любовь Лили отвечает ему взаимностью, а ее десятилетний сын Линкольн души в нем не чает. Но в прошлом, по ту сторону безмолвия, таятся призраки, угрожающие его счастью, рассудку и самой ткани бытия...
Неутомимый бабник Винсент Эгрих умер. Но возвращен к жизни ангелами-хранителями – ангелами и в прямом смысле, и в переносном – в обличье двух прекрасных женщин, чтобы защитить от сил Хаоса своего еще не рожденного сына, которому суждено восстановить мировую гармонию. Но в первую очередь Этрих должен вспомнить обстоятельства собственной смерти…Впервые на русском.
Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Популярный венесуэльский писатель Франсиско Эррера Луке принадлежит к наиболее интересным современным мастерам исторического романа. Казалось бы, «Луна доктора Фауста» посвящена локальному в исторической перспективе событию – завоеванию Венесуэлы конкистадорами, но главное в этом романе – тесное переплетение исторической и мифологической канвы. Возрождая, казалось бы, отживший жанр средневекового «рыцарского романа», Луке проявляет себя тонким психологом и блестящим стилистом. Он пишет историю покорения Америки как увлекательную книгу, в которой причудливая смесь фантазии с реальностью имеет строго документальную основу.
Лос-Анджелес поделен на множество часовых поясов и отграничен от остальной Америки кольцами пожаров и противопожаров.Рожденный в воспаленном воображении газетного обозревателя фильм-мистификация обретает самостоятельное существование.Каждый месяц флотилия китайских джонок доставляет в город свой таинственный груз.В бетонном кубе по прозванию Бункер снимают порнофильм «Белый шепот».Все это и многое другое высвечивается во вспышке Мнемоскопа – замаскированного под современную монументальную скульптуру оптического прибора, призванного вернуть утраченные воспоминания.
Почему считается, что цыгане умеют предсказывать будущее?Почему на долларовой банкноте изображены пирамида и светящийся глаз?Почему статуя Моисея работы Микеланджело имеет рожки на голове?Потому что современной эпохе предшествовал Эгипет; не Египет, но — Эгипет.Потому что прежде все было не так, как нынче, и властвовали другие законы, а скоро все снова переменится, и забытые боги опять воцарятся в душах и на небесах.Потому что нью-йоркские академические интриги и зигзаги кокаинового дилерства приводят скромного историка Пирса Моффета в американскую глушь, тогда как Джордано Бруно отправляется в странствие длиною в жизнь и ценою в жизнь, а Джон Ди и Эдвард Келли видят ангелов в магическом кристалле.Обо всем этом — в романе «Эгипет» несравненного Джона Краули; первом романе тетралогии, которая называется — «Эгипет».
Синяя Борода слушает Вагнера и увлекается символистами. Кот в сапогах примеряет роль Фигаро. Красная Шапочка зубастее любого волка. Любовь Красавицы обращает зверя в человека, но любовь Чудовища делает из человека зверя.Это — не Шарль Перро. Это — Анджела Картер, удивительная и неповторимая. В своем сборнике рассказов, где невинные сюжеты из Шарля Перро преобразуются в сумрачные страшилки, готические и эротические, писательница добилась ослепительного совершенства...