Страна Прометея - [68]

Это не будет также и «старая правда», отвергнутая коммунизмом. Это будет нечто новое, еще не бывшее. Кажется мне, что намеки на это новое слышались в речах Заурбека…

…За несколько дней до коммунистического переворота полк разошелся по домам. Некоторые, подобно полковнику Юрию, выехали из Кабарды, некоторые укрылись в дальних аулах. Заурбек нанял новую квартиру невдалеке от центра города и зажил там в обществе мальчика-австриенка, подобранного на фронте, и своей любимой кобылы Дины.

Заурбек очень ловко пользовался противоречивостью распускаемых о нем слухов. Эти слухи служили ему защитным плащом, в который он укрывался от преследований. Когда, например, Заурбека спрашивали: правда ли, что он ездил во Владикавказ и там договорился с Советом Народных Комиссаров и даже получил от них деньги на формирование большевистского отряда, – он отвечал: «А как вы думаете, правда ли это?». И если собеседник допускал, что это правда, то Заурбек сознавался, что да, он вел переговоры, но денег не получил; «…пока не получил», – многозначительно добавлял он. Если же собеседник отплевывался и «не допускал такой мысли», то Заурбек прямо спрашивал его: а что по его, собеседника, мнению следует делать? Подчиниться коммунистам? Сотрудничать с ними? Или, быть может, бороться с ними вооруженной рукой?.. Так, постепенно, одного за другим, он перебрал едва ли не всех тех, на кого можно было бы рассчитывать в случае открытого столкновения. В близких и дальних аулах, по мере того как народ познавал истинную сущность коммунизма, все чаще и чаще произносилось имя Заурбека. Он еще ничего не сделал, но почему-то о нем говорили. Говорили неопределенно, глупо, зачастую не отдавая себе отчета в том, что, собственно, от него ожидают? Но главное в том, что говорили… Впрочем, некоторые факты, относящиеся к Заурбеку, стали известны в подробностях…

…Напротив заурбековской квартиры находился постоялый двор. Держал его кабардинец. Из столовой этого постоялого двора Заурбек получал обед. Однажды, ночью, кто-то загрохотал ставней, за которой он спал. Заурбек вскочил. Рядом с ним всегда лежал карабин.

Направив дуло карабина в окно, спросил: «Кто это?»

– Аллахими хатырка (ради Бога), – раздался голос хозяина постоялого двора, – пройди в мой дом и посмотри, что там делается! После Аллаха я пришел за защитой к тебе. Если и ты отвернешься от меня, на мою долю останутся еще камни. Я у них выпрошу помощь…

Заурбек накинул шинель, надел папаху и ночные туфли, и в таком, довольно невоинственном виде отправился в харчевню. Там, в большой комнате (столовой), гудела и верещала толпа. Дело шло о том, что красноармейцы, обыскивая постоялый двор, насильно ворвались в помещение, где спали женщины. Отец и муж заступился за дочерей и жену. Он сказал, угрожая винтовкой, что сначала расстреляет все патроны и выпустит последнюю пулю в свой лоб, а потом – через его труп – пусть красноармейцы идут в комнату женщин. Красноармейцы, предводительствуемые пьяным типом, обвешанным пулеметными лентами, старались обезоружить заступника женщин. Находившиеся в харчевне кабардинцы противились этому. Друг против друга стояли красноармейцы и кабардинцы и кричали, и невозможно было разобраться в их крике. Впереди красноармейцев стоял их предводитель. Он вырывал винтовку из рук кабардинца, а остальные помогали той или другой стороне. Приход Заурбека остался незамеченным. Прислушавшись к крику и разобравшись, в чем дело, Заурбек внезапно растолкал толпу локтями, выбился на середину.

– Смир-р-рно! – заорал он во все свое командирское кавалерийское горло.

И тотчас воцарилась тишина: дисциплинированность солдат сказалась в красноармейцах: они замерли в положении «смирно». Только предводитель не опустил руки по швам.

– Что тут происходит? Чья это винтовка? Дай ее сюда… – Заурбек вырвал винтовку из державших ее четырех рук. – Ты кто такой? – спросил он предводителя красноармейцев.

– Мы из Исполкома, – послушно ответил тот.

– Где мандат? Покажи бумаги!

Мандата не оказалось. Очень часто толпы красноармейцев производили самочинные безобразия. Быть может, на этот раз красноармейцы действовали по приказанию своего большевистского начальства. Но Заурбек решил сыграть на отсутствии мандата.

– Вот такие мерзавцы, как ты, – сказал он пьяному предводителю, – позорят народную Советскую власть. Ты, как последняя скотина, набрасываешься на мирных жителей, и потом по всей Кабарде будут ругать власть Советов… А вы кто такие? – повернулся он к красноармейцам.

Красноармейцы же, уже вообразившие, что перед ними стояло начальство, начали бормотать какие-то оправдания:

– Да мы что… да мы ничего…

– А-а, – а, – протянул Заурбек, – так вы «ничего»? Марш по домам!.. Нет, нет, ты, братец, подожди, – остановил он предводителя. – Как твоя фамилия?

Предводитель назвал себя.

– Может быть, ты врешь? Покажи-ка номер винтовки, я завтра наведу в Исполкоме справки о тебе….

Таким образом кабардинские женщины были спасены от оскорбления, а имя их защитника приобрело новый вес в глазах народа. Однако волна гонений и преследований на офицеров, священников, зажиточных и просто выдающихся людей, могущих оказаться опасными коммунистам, все расширялась, расширялась и, наконец, задела и Заурбека. Его посадили в тюрьму, обвинив в подготовке контрреволюционного восстания. Находясь в тюрьме, Заурбек написал записку одному из знакомых коммунистов с просьбой прислать советские декреты, относящиеся к судоустройству и судопроизводству. В этих декретах он вычитал правило, согласно которому обвинение должно быть предъявлено в течение двадцати четырех часов и притом должно быть обоснованным. Заурбек составил длиннейшую докладную записку на имя председателя большевистского областного Совета Народных Комиссаров и дал ее прочесть главарям местных большевиков. В записке этой Заурбек доказывал, что он ни в коем случае не может быть рассматриваем как враг народа, он ссылался на свою борьбу со старым правительством в лице городского головы Кривчика; пространно развивал теорию революционных действий в Кабарде и вообще на Кавказе; и в заключение производил юридический анализ статей декрета, на основании которого он должен быть освобожден. Необычность поведения арестованного Заурбека привлекла к нему внимание: он был выпущен «на поруки». Заурбеку предложили поступить в Красную Армию. Он не говорил «нет», не говорил и «да». На вопрос, на какие средства он живет, Заурбек ответил, что занимается частным посредничеством. И действительно, напечатал на машинке и расклеил в видных местах объявление, в котором говорилось, что он, в качестве частного правозаступника, дает советы и консультирует там-то, от такого-то часа до такого-то.