Страна последних рыцарей - [5]

Шрифт
Интервал

моего отца, ведя за руку маленького, большеглазого, счастливого мальчика: это был я. Он сопровождал меня по поручению отца до дома почтенного диван-бека >{17}, который пригласил нас в гости. Дорога, к моей огромной радости, проходила по самому центру базара. Сияло солнце, а мне уже было целых пять лет!

Чтобы по-настоящему понять мою радость, надо, разумеется, знать, что я обычно сюда не ходил. Всего один-единственный раз мама взяла меня с собой на базар, но с тех пор ни разу. Объяснялось это тем, что ловкие продавцы, желая польстить маме, начали расхваливать меня на все лады: «Какой чудный ребенок! Да благословит Аллах мать, родившую тебя! Какая осанка, какие глаза! Настоящий сокол!» Все это испугало маму. Хотя в глубине души она не считала эти похвалы преувеличенными, однако боялась, что я стану открытой мишенью для недобрых взглядов. Правда, я постоянно носил оберег от сглаза. Это был амулет из самшита, вшитый в мою черкеску в виде сжатой руки с двумя вытянутыми пальцами. Но разве можно было быть уверенной, что такой маленький талисман сможет оказать сопротивление такой большой толпе людей? Поэтому и оставались врата этого рая так долго закрытыми для меня. По-видимому, нукер Рамазан, сопровождавший меня тогда, ничего не знал об опасениях моей мамы.

Как только нас заметили веселые хоточинцы, тут же окружили меня и начали задавать тысячу вопросов. Они спросили о здоровье наиба, ведь он тоже был аварцем, чем они очень гордились. Они непременно хотели угостить сына своего уважаемого земляка чем-нибудь вкусненьким из своих корзин и настойчиво спрашивали меня, чего же мне больше всего хочется. Не растерявшись, я попросил немного птичьего молока и в ответ услышал неудержимый доброжелательный хохот: «Какой шутник! Какой умный ребенок! Он тоже добьется многого в жизни, как и его отец. Да продлит Аллах его годы!» Птичьим молоком здесь, конечно, и не пахло, но вместо него я получил целую кучу тIин, чудесных маленьких, нежных клубней бутеня >{18}, которые я положил в карман. Мои сияющие глаза с благодарностью смотрели на щедрых хоточинцев.

В большом зале диван-бека уже расположились нарядно одетые гости за празднично накрытым столом. Мой отец сидел рядом с супругой хозяина дома, а меня посадили в нижнем конце стола, где я должен был тихо и спокойно вести себя, что я и делал. Зато я не прикоснулся ни к одному из изысканных, незнакомых кушаний, которые лежали на моей тарелке, а украдкой доставал свои сладкие клубни, подарок хоточинцев, и с жадностью ел их, потому что мне этого очень хотелось. Правда, на меня с осуждением смотрели глаза моей мамы, но это ничуть не мешало мне, и пока непонятные разговоры взрослых звучали в моих ушах, я продолжал с наслаждением жевать свое лакомство, в остром вкусе которого, как мне казалось, заключалась вся сказочная прелесть пестрого базара.

Вскоре настало время, когда мне по древним обычаям ислама должны были сделать сунет *, так как в свои пять лет я считался уже достаточно взрослым для этой процедуры. Из разговоров окружающих я уже кое-что знал об этой неизбежной операции, внутренне побаивался ее и старался избегать мыслей о том, когда и как. И мне это удавалось, так как каждая минута моей жизни была заполнена игрой, самым важным делом на свете.

Однажды я, как обычно, беззаботно играл на плоской земляной крыше нашего дома, которую после каждого дождя утрамбовывали катком. Неожиданно раздались нежные призывные звуки пастушьей флейты, а затем и громкий голос, расхваливавший свой товар: «Золотые яйца! Кто хочет золотые яйца? Купите золотые яйца!» Я тут же побежал на голос, который обещал такие сказочные вещи, и увидел перед собой приветливого, милого человека в шапке с красивым длинным пером. Он охотно разрешил мне посмотреть в свою корзину, где я на самом деле увидел целую кучу сверкающих золотых яиц.

В это время мама сидела со своей служанкой Баху на террасе, ведущей во двор. Я быстро побежал к ней и попросил ее купить мне несколько золотых яиц. Мама с улыбкой разрешила, и мужчину впустили в дом. Он поднялся на террасу, вслед за ним нукер и писарь Мирза, которым тоже интересно было взглянуть на необычный товар. В то время как я осторожно выбирал себе самые крупные и блестящие среди диковинок, торговец приветливо сказал мне: «Теперь я, действительно, вижу, что ты уже взрослый парень! Если ты хочешь, я сделаю тебя с помощью моего красивого пера настоящим мужчиной. Это пустяк, это совсем просто и легко». Таинственные, вкрадчивые речи! При этом он дал мне потрогать свое чудесное перо, а затем мягко и нежно провел им по моей руке. Ведь оно не может причинить боль? Неужели я боюсь? О нет, я такой же смелый, как и другие мужчины!

Так, доверительно болтая с этим замечательным незнакомцем, находившем большое удовольствие в беседе со мною, я продолжал мирно сидеть у него на коленях, а в это время нукер и писарь Мирза почтительно слушали беседу мамы с Баху. Неожиданно раздался удивленный голос человека с пером: «Взгляните туда, на крышу, там бегают белые мыши!» Я резко повернул голову и вместе с другими посмотрел на нашу крышу, на которой я еще никогда не видел белых мышей, хотя я знал ее, как свои карманы. И тут меня пронзила короткая резкая боль. Сильные руки крепко держали меня, и мои попытки отбиться от них были напрасны. «Ах, этот злой, злой человек!» Конечно, боль мне причинило не цветное перо, а маленький нож, который он теперь вытирал о платок, а затем спокойно положил в карман. Итак, это наконец-то произошло, и все страхи уже позади! Незнакомец добродушно улыбнулся и миролюбиво протянул мне свою руку.


Рекомендуем почитать
Гиммлер. Инквизитор в пенсне

На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.


Сплетение судеб, лет, событий

В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.


Мать Мария

Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.


Берлускони. История человека, на двадцать лет завладевшего Италией

Алан Фридман рассказывает историю жизни миллиардера, магната, политика, который двадцать лет практически руководил Италией. Собирая материал для биографии Берлускони, Фридман полтора года тесно общался со своим героем, сделал серию видеоинтервью. О чем-то Берлускони умалчивает, что-то пытается представить в более выгодном для себя свете, однако факты часто говорят сами за себя. Начинал певцом на круизных лайнерах, стал риелтором, потом медиамагнатом, а затем человеком, двадцать лет определявшим политику Италии.


Герой советского времени: история рабочего

«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.


Тот век серебряный, те женщины стальные…

Русский серебряный век, славный век расцвета искусств, глоток свободы накануне удушья… А какие тогда были женщины! Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость! Их вы встретите на страницах этой книги — Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер. Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они были творцы и музы и героини…Что за характеры! Среди эпитетов в их описаниях и в их самоопределениях то и дело мелькает одно нежданное слово — стальные.