Страна последних рыцарей - [45]

и заметил поезд с офицерами, направлявшийся в Темир-Хан-Шуру, куда надо было добраться и мне. Он оказался зарезервированным для тайно избранного имама Нажмудина ^{67} и его сопровождающих. По моей просьбе мне было разрешено ехать с ними, и уже в следующую минуту поезд тронулся с места.

Я ехал, стоя у окна в проходе, и тут произошла моя неожиданная встреча с имамом. Из открытого купе вышел высокий, широкоплечий пожилой мужчина с круглой бородой. Охрана стояла перед ним навытяжку и, когда он медленно проходил мимо меня, я тоже почтительно поклонился ему. Тут он повернулся ко мне, протянул мне руку и спросил, кто я. Я назвал имя своего отца, наиба Манижала из Чоха. «Твоего отца я не знал,— сказал он,— но твой дед Манижал Мохама был хорошим и достойным человеком!» А затем дружелюбно спросил, не студент ли я. Да, я художник и учился на Западе, в Германии. И тут же последовал резкий и недоверчивый вопрос, не стал ли я социал-демократом. «Если да, то ты уже не друг своей родины!» Я попытался его заверить, что я ничего общего с этими людьми не имею. Уходя, он еще раз похвалил моего деда и снова посмотрел на меня тем же острым и пронзительным взглядом, который дал мне почувствовать всю мою неопытность и незрелость.

Спустя месяц после этой первой встречи имам пригласил меня к себе и во время угощения остроумно расспрашивал меня о Европе. Он попросил меня нарисовать его портрет. Имам был богатейшим человеком, ему принадлежали огромные стада овец, и ученейшим теологом всего Кавказа. Но, несмотря на это, он оставался настолько человечным и импульсивным, что смог меня наивно спросить: «Если ты меня нарисуешь, то, наверное, постараешься сделать это правдоподобно. А не смог бы ты все же изобразить мою бороду черной и красивой?» А борода у него действительно начала седеть и редеть. Когда же я его убедил в том, что смогу выполнить его желание, этот большой человек выразил такое удовлетворение и такую простодушную радость, что тут же окончательно завоевал мое сердце. Во всем его поведении чувствовалась такая искренность и доброта, которая характерна только сильным людям.

Приехав в Темир-Хан-Шуру, я явился в губернское управление, где прежнего губернатора сменил местный комиссар, в чье распоряжение я и прибыл. После этого несколько моих друзей и я основали в рамках отечественного движения журнал, который в память о наших освободительных войнах должен был всем кавказцам напоминать и указывать на их общую задачу: достижение и утверждение самостоятельности. Мы дали ему прекрасное и оптимистическое название «Танг чолпан» в честь утренней звезды, путеводной звезды пастухов, которая многообещающе светит им в горах. Нам действительно казалось, что над нашей землей взошло новое, сверкающее созвездие, а наша жизнь наполнилась страстным ожиданием и ощущением внутреннего подъема.

Самые большие надежды мы возлагали на встречу всех кавказских племен и народов у Анди ^{68}, которая была уже назначена. Село Анди расположено у берегов великолепного озера, высоко в горах, и вместе с делегатами от Дагестана я направился туда. Для нас был подготовлен специальный железнодорожный вагон, который должен был доставить нас в окрестности Грозного. В дороге мы вели нескончаемые, волнующие и утомительные политические дискуссии. Прохаживаясь временами по поезду, я видел опустившихся солдат, они возвращались с турецкого фронта и наводняли все вокруг. Выглядели они как разбойники и убийцы, кем они, вероятно, и стали, почувствовав полную свободу.

Под Грозным мы вышли из поезда и поехали на лошадях в Ведено через темные чеченские леса, которые прежде были еще гуще, пока русские во время войны с нами не прорубили в них широкие просеки, покрытые теперь, спустя пятьдесят или шестьдесят лет, снова молодой порослью. В Ведено встретились посланники всего Кавказа: грузины, абхазцы, кабардинцы, черкесы, чеченцы, ингуши, карачаевцы, ногайцы, азербайджанцы, аварцы и многие другие. За два дня, которые мы здесь провели, возникли серьезные проблемы со сторонниками Узун-Хаджи ^{69}, того самого, которого я так хорошо знал с детства и который теперь каждого, кто когда-то имел связи с Россией, хотел исключить из национального движения, считая их подозрительными и зараженными чуждыми идеями. После нескончаемых речей и дискуссий мы все же двинулись в Анди, чтобы самим во всем убедиться. Мы ехали, в основном, светлыми лунными ночами.

Туда же съехалось огромное количество мужчин на лошадях. Люди самой разной внешности, представители всех народов Кавказа, которые, будучи разделенными почти непреодолимыми горными хребтами, раньше не видели друг друга, ждали здесь вместе, у берегов горного озера, появления имама. Все они, кого позднее хаос времени развеял на все четыре стороны или даже уничтожил, были еще полны жизни и надежд. Почтенные чеченские и ингушские шейхи начали было оспаривать первенство, но вскоре все же договорились с христианскими князьями Грузии и Абхазии, так как понятие Родины было сильнее всего остального. Так смотрели сыны гор навстречу самой высокой своей мечте. Ранним утром следующего дня гул барабанов и пронзительные звуки зурны