Страна последних рыцарей - [17]

А когда стемнело, из пещеры вылетел дракон, ужасный с виду, со многими изрыгающими огонь жуткими бараньими головами и жестким колючим хвостом. Он лег у родника, бившего из горы, чтобы отравить воду. Герой вступил с ним в бой, но дракон вдруг поднялся с земли и повис в воздухе как грозное облако. Сражение продолжалось в небе, и оно стало черно-красным. Раздавались звуки, подобные раскатам грома, и сверкали искры, похожие на молнии во время грозы. Но, не боясь ни огня, ни дыма, Уастарджа поднимал свой волшебный меч и рубил аждаха со всей силой. Одна за другой падали отвратительные головы дракона, несмотря на то, что он громко шипел и изрыгал огонь. Его кровь текла по земле потоками, река Койсу наполнилась до самых берегов, как весной во время таяния снегов. Люди в долинах дрожали от смертельного страха. И, наконец, аждаха со страшным рычанием рухнул замертво на землю. Уставший от борьбы Уастарджа остановился на своем белом коне около сраженного чудовища и вытер со лба пот. Тут он услышал, как на дереве, на кривых ветках которого сохранилось еще несколько листочков, щебетали птицы, и он понял, о чем они говорили. Они сказали: „Если герой искупается в крови дракона, то станет неуязвимым“. Уастарджа спрыгнул быстро с коня и глубоко окунулся в дымящуюся кровь дракона. Она текла черно-красным рвущимся потоком и чуть не унесла его в долину. От крови кожа героя стала упругой и прочной, как сталь, кроме одного маленького места, которое осталось сухим из-за листика, упавшего с дерева на его спину. И этот маленький, увядший листик стал позднее причиной горя и большой беды».

«А я знаю, знаю! — закричал я оживленно.— Однажды герой рассказал какой-то женщине о своей тайне, и она выдала ее его врагам, которые затем легко справились с ним. Стрела попала прямо в уязвимое место. Женщины не умеют хранить тайны».

Рамазан засмеялся. «Запомни, сынок, на будущее и смотри, не забывай об этом!» — сказал он. А я воскликнул: «Да, но как это было на самом деле?! Расскажи мне еще раз, чтобы я лучше запомнил!» — «Да ты и сам уже все знаешь,— сказал Рамазан.— Это долгая история, а мы уже почти дома».

Огни Чоха горели перед нами в темноте, как глаза многоголового аждаха. Ах, я с таким трудом возвращался в действительность, так как под шум ветра и рассказы Рамазана я ехал, погруженный в мечты о прошлом, и мог бы еще долго двигаться так сквозь ночь. Но вот уже и наш дом. Я слез с коня, находясь еще в сказочном сне и грустный оттого, что еще не очень скоро удастся мне уговорить Рамазана рассказать подробнее о нартах.

>Книга вторая Мир гор

К концу осени, когда земля, выполнив обещание, вознаграждала тружеников земли своими щедрыми дарами, когда заканчивались полевые работы и весь урожай находился уже в амбарах, время, казалось, начинало замедлять свой ход, как бы задерживаясь между бездействующими, праздными пальцами людей. И вот тогда наступала пора гвая — коллективного труда. Это были дела, не требующие спешки, как, например, чесание шерсти, отделение кукурузных зерен от початков. На большой террасе или в амбаре собирались молодые люди, богатые и бедные, хозяева и слуги. Здесь пели и танцевали, а по кругу шли фрукты и сладости. Певцы исполняли старинные песни, молодежь подпевала им хором. Это продолжалось до глубокой ночи. (См. акварель ‹…›.)

А когда наступала зима, то она приносила с собой другой, более торжественный гвай, который проходил в просторном закрытом помещении, что создавало впечатление большей близости собравшихся здесь людей. Это происходило тогда, когда в одном из домов по торжественному поводу шили для брата или жениха шубу (тулуп), если расшивали свадебные наряды для невесты отделками по старинным образцам или драгоценными камнями и золотыми пластинками. Руководил всеми этими работами портной Саду, ум и мастерство которого снискали ему большое уважение.

Все это происходило следующим образом. В большом зале, где в камине потрескивали дрова, на коврах лежали валики и подушки, на которых сидели девушки. Они пели и шутили, а их пальцы при этом ловко и без устали работали. На некотором расстоянии от девушек сидели и стояли парни, наблюдая за искусными рукодельницами, и курили свои изящные серебряные трубки. На низком столике, рядом с камином, стоял кувшин с бузой, лежали блюда с орехами и печеньем. Каждый мог пить и есть, сколько хотел. Все предметы вокруг, изготовленные руками местных умельцев, были хорошо знакомы и близки присутствующим. Здесь находились такие же лампады из бронзы и глины, какие находят в греческих и римских захоронениях, кувшины, кинжалы, огнестрельное оружие, женские украшения, набитые овечьей шерстью подушки, ковры на полу и на стенах, а также парчовые одеяла на случай приезда почетных гостей.

На гвай молодежь собиралась не только для выполнения какой-то определенной работы. Здесь присутствовало и другое не менее важное обстоятельство. Это подтверждали и изящные изысканные наряды девушек, которые старались в этот день особенно хорошо выглядеть. Вечера гвая представляли собой особые мероприятия в жизни общины, так как только тут, на досуге, парни и девушки могли поближе присмотреться друг к другу. Собственно говоря, именно здесь каждый делал свой выбор, и все это понимали. Какое-то ощущение внутренней взволнованности присутствовало в помещении, что-то значительное и многообещающее, более приятное, чем само исполнение мечты: встреча и ухаживание.