Страна Лимония - [4]
— Юрка, Юрка, проснись! — начал тормошить он храпящего товарища.
Юрка с трудом открыл глаза.
— Чего тебе?
— Юрочка, а мне это не помешает поступить в «Ка-И»?
— Нет, только поможет...
— А меня ведь уже оформляют...
— Ну и хрен с ними, вернёшься и дооформят... Отстань, наконец! Сам решай, куда тебе хочется. Да, ещё... матюгальник выруби, спать мешает.
Герману хотелось и рыбку съесть и... То есть его отчаянно раздирали нестерпимое желание поступить в Краснознамённый Институт, где готовили разведчиков, и возможность испытать себя на войне. Он вырубил репродуктор, посмотрел свою записку, даже попытался её вытащить из-под магнита, но передумал:
«Чёрт с ним! Мало ли что по пьяни в голову взбредёт. Юрка встанет, прочтёт и выкинет бумажку, а в памяти-то останется, мол, Герка — парень смелый и надёжный. В конце концов, не сорок первый год. Добровольцы на хрен никому не нужны... Ладно, всё к лучшему: проснётся, прочтёт, а потом позвонит в кадры, дескать, ручаюсь за него, отправляйте Германа Николаевича на учёбу...»
Настроение у Германа стало просто отменным. «Как хитро это я всё придумал!» — улыбаясь, он взглянул на спящего. Дымов опять лежал на спине без шинели, скрестив руки на груди. «Эх, свечки нет!» — пакостливо подумал Герман. Пошарив по кабинету глазами, он снял с сейфа портрет Дзержинского в рамочке и положил его под сцепленные кисти товарища. Затем, немного подумав, вытащил из письменного прибора здоровенный декоративный карандаш «Гулливер» и укрепил его вертикально между Юркиных пальцев.
«Вот теперь всё!» — радостно отряхиваясь, подумал Герман и пошёл, укрыв Юркин торс упавшей шинелью. Щёлкнул выключатель, кабинет погрузился во тьму. Снова щелчок выключателя — и Герман как-то боком протиснулся в дверь, вытащил из рук спящего друга сувенирный карандаш и заботливо накрыл его шинелью по самый подбородок.
«Хрен его знает, а вдруг своей глупостью беду какую накликаю!» — подумал про себя доброволец, ныряя в темноту длинного коридора.
Подножка шурина
Дома у Германа уже спали. Молодой человек, не включая света, на цыпочках прошёл в кухню, стараясь не нарушить в коммунальной квартире тишину, разбавленную приглушённым индустриальным гулом, доносившимся из открытого окна, и весенней капелью износившейся сантехники. Соседа-алкаша не было. На полу в общем коридоре для Германа была расстелена постель. Отпив на кухне рассола из банки с солёными помидорами, припозднившийся жилец быстро юркнул под одеяло, стараясь не замечать скрипа панцирных кроватей домочадцев и редких шлепков одуревших от пиретрума тараканов, падавших с белёных извёсткой потолков. Засыпая, он вспомнил крылатое изречение соседа по коммуналке: «Сон алкаша краток и тревожен» — и тут же погрузился в дрёму.
Сосед оказался прав. Уже в половине пятого Герман, терзаемый сушняком, проснулся и угрюмо побрёл на кухню за спасительным рассолом. Приняв душ, он взял из прихожей свой кожаный портфель, минуту в нём рылся, пока не выудил чистый бланк по учёту кадров. Сдвинув на кухонном столе посуду, Герман присел на табурет и начал аккуратно заполнять пустые поля документа для поступления в разведывательный институт. В шесть утра репродуктор исполнил гимн Советского Союза, что несколько взбодрило мужчину. Разбуженная торжественными звуками, на кухню вошла жена с детским эмалированным горшком. Герман оторвался от бумаг и машинально окинул взглядом содержимое ночной посуды.
— Ф-фу! Ты бы его хоть сполоснула, и без него вот-вот наизнанку вывернет! — скривился Герман.
— Ну и выноси за своим сыном сам! — обиделась молодая симпатичная женщина, решительно поставив горшок на стол.
— Тьфу ты, пропасть! Тань, ну вынеси ты это добро ради Бога! Не видишь — я анкету заполняю!
Жена, фыркнув, понесла «сосуд раздора» в туалет. Следом появился заспанный четырёхлетний сын Пашка.
— Папка, ты мой горшок унёс? — жмурясь от электрического света, спросил мальчик. Из ванной донёсся звук спускаемого унитаза. Герман, скрывая раздражение, приторно-ласковым голосом порекомендовал обратиться к маме.
— Ма-а-а! Где мой горшок?!
— Уже несу!
Герман отложил авторучку на стол, ожидая окончания нашествия. Сын деловито садится посреди кухни на эмалированную посудину. Отец в упор смотрит на него. Сын улыбается и начинает тужиться.
— А попозже нельзя было? — спрашивает раздражённый отец.
— Не-а!
Герман сдаётся, принимает расслабленную позу и наслаждается семейной идиллией. Прижимаясь к проёму двери, стоит улыбающаяся жена.
— Опять вчера напился?
— Было дело... Юрку обмывали.
— Как он?.. В себя пришёл?
— Да вроде... И вот ещё, я тут решил... Надо бы и мне на войну съездить.
— Это ещё зачем? — настораживается жена.
— Квартиру дадут, с долгами рассчитаемся.
— А как же учёба?
— Куда она денется. Вот, видишь — анкету заполняю. Уже добрался до судимостей...
— Так у нас никто не сидел... вот только Андрей, да и то — один раз.
— Андрей сидел?!
— Мама, вытри мне попу, — вступает в диалог сын.
— Нет, что — правда? Твой брат сидел? — не унимается Герман.
— Ну, так и что? Он же не ближайший родственник, — пугливо парирует Татьяна.
— Но ты же мне ничего не говорила, когда я оформлялся в КГБ.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.