Страна Лимония - [22]

— А потому, что не то с Афгана везут! Им бы «Панджгуль» мешками тащить, а они там всякие соники, ссанье да панасоники... А ещё терьяк с гашишом. У нас этого добра и без них хватает.

— Соников и панасоников?

— Да нет же! Наркоты своей хоть жопой ешь!

— А «ссанье» — это что?

— Техника фуфловая — «Саньо».

— Понятно... А «Панджгуль»?

— Платки женские. Пять цветов: четыре по краям и один — посерёдке.

— И что, здесь это дефицит?

— Ещё какой! Любая узбечка без такого платка — что сорока без хвоста.

— Ну и наладили бы в Ташкенте производстве этих платков. Делов-то!

— Так и я о том! Самолёты здоровенные клепают, а на хрен они кому нужны!

— Ладно, ладно, про самолёты — это ты за край хватил, а что, платки — такие дорогие, что ли?

— Мне говорили, раз в 50 дороже, чем за канавой.

— Канава — это Афганистан?

— Он, родимый! Мне сосед говорил — чего там только нет! И музыка, и телеки цветные, и камешки, и золотишко!

— Да уж, богатый народ!

— Куда там!

Оба замолчали, переваривая всяк по-своему содержательную часть разговора. Впереди замаячило здание железнодорожного вокзала. Машина, часто меняя правый галс на левый, изрядно чадя, подходила к парковке.

— Слушай, шеф, — подал голос Герман, — а ты бы меня подождал на стоянке. Я мухой: билет куплю — и назад. Ага?

— Ага-то ага, только заплати за первый рейс.

Герман полез в карман, пока таксист пришвартовывал свою колымагу к бордюру.

— А рублик за музон? — нарочито сердито возмутился водила.

— Полтинник за трёп, минус гривенник — за порванную Пугачёву. Смотри на счётчик, Карузо! — с этими словами молодой человек подхватил пожитки и выскочил из машины.

В воинском зале было пусто. Оформить плацкарту до Ферганы по требованию было делом пары минут. Ещё минуту заняло избавление от багажа в камере хранения. Через мгновение Герман уже выходил из вокзала. Его водитель стоял у машины и энергично жестикулировал перед лицом старого узбека в халате, калошах на босу ногу и двумя тощими мешками за плечами. Подходя к ним, Герман услышал быструю узбекскую речь, перемежаемую русским матом и короткими репликами старого узбека.

— Вот каналья, — переходя на русский, приветствовал Германа таксист, — хотел у меня машину за две тысячи купить. Я ему говорю — три, а он мне — две!

— Ну у вас и народ! Все при деньгах! — делая рокировку со стариком, ответил молодой человек.

— Работай нада, — прогундел где-то сзади богатенький старик Хоттабыч.

— Вот иди и работай, — вновь взорвался водитель, — ещё тыщу заработаешь, звони!

— А ты русский? — садясь в машину, спросил Герман.

— А ты из служивых? — вопросом на вопрос ответил таксист.

— Нет, я агроном, — не подумав, ляпнул оторопевший молодой человек.

— То-то я вижу: и билеты купил, и багаж сдал, и всё за пять минут.

— Ну и что?

— А ты видел, какая очередь у касс! За час не протолкаешься.

Ещё не остывшая машина резво завелась и, пару раз чихнув угарным газом, сорвалась с места.

— Куда?

— На Алайский.

— Что ты там потерял — лампасы?

— Нет, жрать хочу.

— Ты что, в КТуркВО служил?

— Нет, то есть — да!

— За канаву?

— Ага!

— Телефончик мой запиши. Всё, что привезёшь, оптом беру. Забыл сказать, тут за «Шарп — три пятёрки» половину машины можно купить.

— Это ещё что такое? — полюбопытствовал Герман.

— Двухкассетник такой. «Милитари стайл». Орёт, как старшина на учениях. Два «Шарпа» — и новая «Волга» твоя, — мечтательно пояснил коробейник. — Только травку не вези, телевизор возьму, гондоны в упаковках, из камешков — «тигровый глаз», лазурит, других не надо. Можно — гранат.

— Не, я оружие не повезу.

— Да не гранаты, а камень — гранат.

— А...

Не надеясь на память своего пассажира, водитель притормозил, вытащил из кармана засаленный блокнот, написал телефон.

— Спросишь Рафката.

— Так ты узбек?

— Да что тебе далось! Русский я. Папа — таджик, а мама — хохлушка. От такого замеса самые что ни на есть русские получаются. Да и у тебя физиономия не шибко-то славянская.

— Где там! По отцу и турки случались, а вот по маме — чисто русский.

— Где турок прошёл, там и за десять родов не отмоешься. Не горюй, в скуластых да чернявых стрелять не будут.

— И на том спасибо.

Остаток пути до рынка ехали молча, если не считать скорострельных матюков Рафката на перекрёстках и при обгоне.

— Ну вот, прибыли, командир. Плати по счётчику. С героев доплату не беру. Да, и про телефончик не забудь.

Алайский базар

За два года, что здесь не был Герман, главный рынок Ташкента — Алайский — мало чем изменился. Голодному молодому человеку вдруг подумалось, что этот суетливый многоголосый торговый организм живёт и всегда жил по своим законам и ему было мало дела до того, чья сейчас власть, кто теперь правит этим древним городом — эмир или первый секретарь.

Проходя между рядов к заветной точке общепита, Герман, словно магнит опилки, притягивал внимание торгового люда. Седобородые аксакалы свешивались через прилавок, воздевали руки к ароматным зимним дыням, висевшим на перевязях у палаток, на глазах ломали спелые гранаты, демонстрируя почти фиолетовое нутро южного фрукта. Враз повеселевший командировочный постоянно прикладывал руку к сердцу и слегка наклонялся, демонстрируя знание восточного этикета. Это ещё более распаляло продавцов, которые галдели все разом и вот-вот готовы были устроить ему овацию. В последний момент один из них всё же успел всунуть растаявшему от тёплой встречи покупателю спелый персик, который он буквально высосал перед входом в резную дверь с нехитрой вывеской «Чойхона». Омыв под тонкой струйкой латунного крана руки, Герман вошёл в тёплую влажную темноту заведения, больше похожего на средневековую харчевню.