Страна коров - [91]

Теперь уж блузка стала бюстгальтером, а бюстгальтер стал кожей. И когда она подалась вперед над рычагом переключенья передач, я почувствовал тепло ее щеки на своих вельветовых брюках, пальцы ее прочертили следы по моему бедру, пока не достигли моей второй чакры, и в поразительном лунном свете я ощутил, как разум мой поддается ритмам этой ночи. Кундалини текла вверх, словно змей, восстающий ото сна. Словно вскипал зуд тысяч волн вина. Тепло сиянья свечи. Ароматы хвои и благовоний. Подползанье бенгальского тигра по снегу мичиганской зимы. В уме у меня краски, звуки и запахи вихрились все вместе, словно смерчик пыли, собирающийся перед дождем. И покуда кундалини восставала сквозь чакры моего тела, я чуял, как сердце мое вопит, требуя освобождения, а единство мое со вселенной трепещет космически. Подступающий нахлыв бесконечной воды. Неотвратимое приближенье нового семестра. Экстаз затопляющего прилива. Если и существовала когда-либо причина возрадоваться, то наверняка она имела место в это вот самое мгновенье. Это уж точно миг, когда сердце мое отыщет упокоенье, а логика моего логического ума наконец сойдется воедино с влагой моего человеческого тела, дабы стать чем-то – чем угодно! – целиком.

– Нет, – произнес я, перекрывая волны, что вздымались во мне, и звуки, поступавшие снизу, – любовь – не то, чего следует бояться. И она не есть то, к чему следует подступать с трепетом. Ибо сколь маловероятно бы это ни могло казаться, она никогда не сумеет стать столь же невероятной, сколь нечто совершенно невозможное. И потому любовь не есть трепетное приближенье полуночи. Или рождественская вечеринка в марте. Или маятник, что никогда не останавливается. Это не сельский колледж, не способный достичь непрерывного улучшенья ввиду действительностей математической вероятности. Это не река, что прекращает бежать. Или воды, что не могут найти свой дом. Это не плотина, где крохотные ручейки стекают с верха ее подобно тысяче маленьких…

– Чарли!

Голос Бесси был поразителен средь безмолвного ликованья моей грезы. И потому я продолжал:

– …где ручейки стекают подобно тысяче…

– Чарли! Вы что, писаете мне в рот?!

И это меня поразило.

– Что? – сказал я.

– Вы меня слышали. Вы писаете мне в рот?!

– Полагаю, что нет, вряд ли.

– Чарли, сукин вы сын! Вы только что написали мне в рот!

– Мне трудно в это поверить, Бесси, честное слово.

– Боже мой!..

Бесси распахнула тяжелую дверцу и сплюнула на землю снаружи. Теперь она плевалась и вытирала рот тыльной стороной руки.

– Бесси, – сказал я. – Понимаю вашу озабоченность. Но это на меня совершенно не похоже. Вообще-то подобное моей натуре совершенно не свойственно. Я образовательный управленец, как вам известно. И потому глубоко убежден, что здесь имеет место некое недопонимание…

Бесси захлопнула дверцу.

– Уму непостижимо, вы только что нассали мне в рот, к черту! Это впервые!..

– Бесси, в этом я слышу всю вашу неуверенность и принимаю ее. Но полагаю крайне маловероятным, что подобное могло только что произойти. Вода, видите ли, всегда стремится к своему собственному уровню. А здесь, на этом переднем сиденье, совершенно ясно не тот случай – рот ваш отнюдь не ниже моих вельветовых брюк. Поэтому я бы попросил позволенья не согласиться с вашей интерпретацией событий…

По автомобильному АМ-радио одна песня отмерла, началась другая. В тусклом свете Бесси теперь одевалась на другом краю сиденья, одну за другой застегивая пуговицы – посулы грядущего дня теперь излучались вовнутрь, словно рассвет навыворот. Затем она в последний раз вытерла рот уголком блузы и завела мотор.

– В общем, вы поняли, – сказала она.

У преподавательского жилого корпуса Бесси поставила машину перед моим входом, но дверцу не открыла и мотор глушить не стала. Фары она тоже не пригасила. Через разделявшее нас расстояние мы взирали на молчание друг друга. Наконец заговорил я.

– Благодарю вас, Бесси, – сказал я – и сказал это потому, что в столбняке своем ничего большего измыслить не мог. – Спасибо вам за этот вечер. И за то, что перенесли меня с одного края вселенной на другой. Хоть я и не сумел переступить порог и того, и другого целиком, путешествие того стоило. Я б не смог посетить их оба без вас…

Бесси кивнула и, не сказав больше ни единого слова, уехала в ночь. И засим та ночь нескончаемых открытий подошла к своему логическому завершенью.

Обещание рассвета

Где сходятся вчера и завтра.

Вот только на самом деле – нет. Когда я вновь оказался у себя в квартире, с противоположной стороны стены по-прежнему поступали звуки – безжалостными волнами топочущей музыки, бьющихся тарелок и воплей математического экстаза. Голова моя уже болела от возлияний этой ночи, и я ждал, когда звуки эти стихнут. А когда они не стихли, я включил свет у себя в комнате, заварил себе кофейник кофе на плитке и выпил его у кухонного столика. По-прежнему не будучи способен спать под весь этот шум, я взял со стола неоконченную книгу и продолжал читать ровно с того места, на котором прервался: под ритм топота и визга из-за стены я все глубже вчитывался в «Справочник для кого угодно: любовь и общинный колледж». И когда минули два часа, я надел новую пару вельветовых брюк, рубашку с жестким воротничком и коричневый кожаный ремень и отправился на работу. Устало прошел я мимо трех лагун к своему корпусу, где люди, стригшие траву перед входом, улыбнулись при моем приближенье; мимо Бесси, сухо и профессионально приветствовавшей меня из-за своего рабочего стола так, словно день этот был просто еще одним излученьем; и в поджидавший меня кабинет, где качавшийся маятник моей предшественницы по-прежнему пребывал в совершенном движенье между перемежающимися крайними точками страсти и бесконечности.