Страна коров - [135]

И вот так я взял обе пилюли и проглотил их, запив пригоршней воды из раковины в туалете.

– Прекрасно, – сказала секретарша. – Есть надежда, что пилюли помогут. Теперь что касается вашей гигиены – ну, в этом вопросе, быть может, вам стоит начать с того, чтобы прилично побриться и подстричься. И, может, надо попробовать хотя бы изредка стирать эти ваши вельветовые штаны. Вы же, в конце концов, администратор в области образования, а не какой-нибудь почасовик…

– Точно!

И потому я вернулся в уборную дальше по коридору, где еще раз умылся. И поправил на себе воротник. И заткнул в брюки парадную рубашку. А у себя в кабинете схватил ножницы и, зажав между колен небольшую пластиковую урну, склонился над ней и принялся окорачивать бородку. Волосы падали в урну, а я, пока щелкал ножницами, видел, как они собираются на дне в маленькие кочки. Фоном в тихой комнате продолжал тикать маятник. А еще глубже этого фоном раздавался слабый и неумолчный стук в дверь.

* * *

{…}

Когда стучится Любовь, всегда нужно проворно ответить. Ибо Любовь редко стучится вторично так же настойчиво.

{…}

* * *

– Чарли! – сказала Бесси, входя ко мне в кабинет без стука. – Что ты тут делаешь? Мы все ждем тебя в конференц-зале. Обеим сторонам стола уже неймется. Ты же сам сказал, что перерыв – десять минут. А уже прошло тридцать пять. Участники потребили всю рукколу и почти всю вяленую говядину, там уже становится некрасиво. Они вылизывают миску! Почему ты здесь?

– Я только, знаешь, мысли собрать пытаюсь. Все происходит так быстро, а у меня такое чувство, что я лечу по произвольно раскручивающейся спирали. Не могу угнаться. Меня накрывает. Такое чувство, будто я всех подвожу. И потому я просто зашел сюда, чтобы на несколько минут закрыть дверь и попытаться взять себя в руки. Чтобы попробовать во всем этом как-то разобраться.

– Это прекрасно. Но тебе нужно вернуться к фокус-группе…

– Да знаю я, вот правда. Это мне известно очень хорошо. Я сейчас приду…

– Они уже устали ждать…

Бесси показала жестом в сторону конференц-зала, после чего неожиданно распустила узел на талии, и ее полотенце соскользнуло на пол.

– И я тоже устала ждать! – сказала она.

– Но…

– Сейчас или никогда…

– Но мы же уже!..

– Сердце мое не раскрывается больше этого. Тело мое не оголяется…

– Сейчас приду, – сказал я. – Только дай мне закончить эту часть…

Я взглянул на лежавший передо мной отчет.

– …Ты принимаешь меня как должное, Чарли.

И потому я снова поднял голову:

– Нет, не принимаю. Мне лишь нужно перебраться через несколько последних вопросов…

Бесси покачала головой. Дотянувшись у меня из-за плеча, она схватила книгу у меня со стола.

– Ты еще ее не дочитал?

– Эй, а ну отдай-ка!..

– Почему? О чем ты читаешь сейчас?

– Ни о чем. Отдай!..

Бесси раскрыла книгу там, откуда торчала закладка, и прочла название главы, на которой я как раз остановился:

– «Глава тридцать пятая… – прочла она демонстративно и с выражением, словно стояла на сцене. По-прежнему голая и бесстыжая, она продолжала так же театрально: – …Распознаем, когда семестр действительно завершен… и как закончить его с изяществом…»

На слове «изящество» она крутнулась неуклюжим пируэтом.

– Отдай сейчас же!

Но она не отдала. Держа книгу перед собой на вытянутой руке, она принялась читать:

* * *

{…}

Как и всё в природе, чувства полового влечения, которые член преподавательского состава может испытывать к другим представителям своей профессии, склонны со временем утихать. Это так же естественно, как печальный конец любого некогда радостного и многообещающего предприятия. Ровно так же, как постепенно завершаются семестры нашей юности – этапами, что наступают и исчезают незамеченными, – так и наше романтическое расположение может увядать со сменой времен года. Начало этого путешествия наверняка будет отмечено чистой надеждой и оптимизмом новизны: неприкрытая нервозность, когда впервые входишь в новый класс; приподнятость первой пробной дискуссии в этническом ресторане. Вскоре же – и неощутимо – наступает неотвратимое успокоение: гаснет возбуждение, пропускаются занятия, не приходится на встречи, забываются дни рождения и прочие события. По мере того как корни пускают привычка и самодовольство, неизбежно допускаются кое-какие вольности. И пока эти семестры проходят, юношеские грезы о величии угасают в разочаровании реальностью. Разоблачаются мифы первого свидания. Вскрывается ложь. Безвольно принятые решения. Обрезки ногтей с ног. Вздутое резюме. Все это как-то склонно сливаться воедино в конце семестра нашей жизни, словно перед студентом на грани провала вдруг предстает налетающий на него призрак экзаменационной недели.

Какого студента ни возьмите, решение покинуть занятия дается ему нелегко. Непросто и штатному члену преподавательского состава выйти из отношений, что некогда обещали так много. Однако преждевременное извлечение из них – явно более безопасный вариант. Извлекитесь слишком поздно – и могут возникнуть серьезные последствия. Извлекитесь слишком рано – и можете отказать себе в наградах за свои начальные усилия. Как и во множестве всего в жизни, следовательно, здесь тоже все сводится к верному расчету времени. И потому решение это и впрямь непросто. Свежеошеломленная, стремящаяся к получению степени студентка может остаться и слепо продолжать свои целенаправленные движения, что привели ее к этой точке во времени и пространстве, а вот преподавателю, отказавшемуся от любых претензий на любовь, останется лишь унять свои авансы, покуда последствия его усилий не зайдут попустительски слишком далеко. Но когда именно? Вот вопрос, ставивший в тупик величайших в мире любовников и породивший основную массу человечества. Ибо ни «почему», ни «как» так не конфузят великого любовника, как вечный вопрос: когда?