Страна клыков и когтей - [36]

Помнишь, как в день перед твоим отъездом в Румынию к тебе в кабинет заглянул Иэн?

Пусть воображение нарисует тебе это чудное, краткое мгновение цивилизованного общения. Мы с тобой ели азиатские салаты с курицей, доставленные из двух разных закусочных, и спорили, в каком лаймовый соус лучше. Я собирался с духом сказать пару проникновенных фраз о нашей дружбе, когда вошел Иэн, хлопнул за собой дверью и с несвойственной ему раздраженностью заявил:

— Для протокола: ненавижу эту гребаную контору.

Мы попытались скрыть веселье, ведь он явно был искренне расстроен. Как ты помнишь, он выглядел хорошо. Он всегда хорошо выглядел. В его лице читалось утомление, какое свойственно молодым отцам маленьких чад, а еще кейп-кодовская обветренность от хождения под парусом, пробежек по пляжу и купания в море, особенно проявлявшаяся под конец лета. И одевается Иэн хорошо (знаю, ты придаешь большое значение таким вещам), но в тот день свою ауру денди он подчеркнул, надев костюм, который шил на заказ в Рокфеллеровском центре. Наверное, у него ветер в голове, раз он решил, что это одеяние сыграет ему на руку в разговоре о месте продюсера с его корреспондентом Скиппером Блэнтом, но Блэнт вполне предсказуемо бросил на него один лишь взгляд и обозвал «чванным фигляром от моды», словно сам Блэнт не страдает вопиющими приступами фиглярства. Но расстройство Иэна в тот день не имело никакого отношения к внутренним швам. Помнишь его тираду? Она так и звучит у меня в ушах:

— Я до трех утра тут вчера торчал, — стащив мой кекс, он плюхнулся на твой голубой диванчик. — Плевать, что дома у меня двухлетний ребенок. Плевать, что моя трехлетняя дочка всю ночь плачет и требует папу. И плевать, что жена опасается за мое здоровье и хочет, чтобы я уволился и нашел работу с нормальным графиком. Плевать на все эти мелочи. Я торчал тут как привязанный.

— Конечно, конечно, — эхом откликнулась ты в порядке моральной поддержки.

— Ты как всегда сама доброта, Эвангелина, — ответил тебе Иэн.

Перед тем как съесть мой кекс, он снял пиджак (из чистой шерсти), слишком теплый для конца августа; но я уверен, ему хотелось покрасоваться в нем еще до начала сезона, устроить ему тестовый прогон, собрать пару-тройку комплиментов, поработать над общим впечатлением. Иэн поразглагольствовал о последних провалах и поражениях в своей кампании за место полноценного продюсера в штате у Блэнта (неосуществимая мечта, если хочешь знать мое мнение). А потом сообщил:

— Я нашел ему потрясающий персонаж, чернокожего с Гарвардским дипломом, который к тому же еще и конторский мошенник, заработавший чертову прорву денег на продаже липовых акций тысячам средних американских пенсионеров, которые потеряли свои накопления на старость. И притом типчик еще даже «Таймс» интервью не дал.

Когда кто-то в коридорах нашей программы излагает идею сюжета ролика, я полагаю, что такт требует охать и ахать, и не важно, считаю ли я хорошей саму историю, и ты, Эвангелина, эту точку зрения разделяешь. Но тот сюжет действительно казался удачным, поэтому мы охали и ахали с искренним энтузиазмом, что он оценил и продолжил:

— Интервью мы заполучили. Как ни неприятно признавать, Блэнт сработал блестяще. Он похвастался Бобу Роджерсу, а Роджерс захлебнулся слюной и сказал, что поставит его заглавным в первой передаче сезона, ну и конечно, я щелкнул каблуками и сел работать. Я написал великолепный сценарий. Уйма гениальных находок. Как я и говорил, я ушел домой в три (в три утра!), друзья мои, и вернулся в эту контору, которую, должен сказать, начинаю от души презирать, к восьми утра. — Иэн ждал, чтобы мы поморщились и охнули, что мы и сделали. — Понимаете, к чему я клоню? Уйти в три, встать в шесть, когда дома малолетние, вернуться в восемь. На лице жены снова тревога, забота и страх за мое здоровье.

— Мы понимаем, Иэн, — поспешила сказать ты, как всегда исполненная сочувствия. Ты ведь дружишь с женой Иэна, и на меня нисходит странное озарение, мне становится совершенно очевидно, что у тебя есть жизнь вне стен этого офиса, жизнь, которая идет помимо меня.

Иэн продолжил:

— Блэнт не показывался до полудня.

— Конечно, нет, — сказала ты, ведь все мы знаем привычки Блэнта.

— Я сдерживаюсь, как гребаная шлюха. Уже полдень, а я веду себя, словно еще восемь утра, понимаете, лишь бы его не смущать. Мой вопрос: «Как дела, Скиппер?» он игнорирует. В кабинет к себе не зовет. Не просит показать сценарий. Половина второго. А он сидит и играет в видеоигры.

Вспоминая его возмущение, я не могу сдержать шокированного смешка. Никогда не видел, чтобы Иэн так багровел. Его словно выведенный по линейке и залитый лаком пробор напоминал гранитную скалу в бурю.

— Ну я собрался с духом. Вхожу. Он спрашивает, готов ли сценарий, словно я проспал и, как и он, только-только пришел на работу. Я протягиваю текст. Там не к чему придраться. Текст — само совершенство. Среднее между Фланнери О'Коннор и Мерроу. Он пролистывает его за пять секунд, поднимает на меня глаза и говорит: «Отлично, вот только тут сплошной расизм».

— Не может быть, — сказала ты, ни словом не упоминая про собственные проблемы.