Страна Эмиграция - [33]

Народ в компании был разный и в общем-то интересный.

Мой напарник по складу, африканер G*** — высокий, лохматый, молодой парень, немного похожий на начинающего Фреди Меркури. В свое время он недоучился в школе, считая, что белый цвет кожи компенсирует недостаточность образования. Он был дремуче невежественен, но совсем не глуп. Он открыто завидовал моему диплому и предрекал высокое начальствование в ближайшем будущем.

Во времена прошедшие он успел послужить в армии, воевал в Анголе. G*** иногда рассказывал о своём боевом прошлом, в частности о том как они ловили и допрашивали партизан, ангольских и кубинских. Я несколько раз пытался навести его на рассказ о советских «специалистах», раза два он воодушевлялся, видимо встречи с ними все-таки были, но спохватывался и промычав что-то невразумительное: «Ну да, но мы этим не занимались, их сразу отправляли в Преторию…», менял тему.

Он был слишком привязан к «дахе» или «гандже» и был, если можно так выразиться, немного слишком деятельным. Он все время вынашивал и пытался претворить в жизнь какие-то удивительные проекты, обычно кончающиеся ничем.

Другой ветеран войны в Анголе — Billy S*** был совсем не похож на G*** и по возрасту и внешне — по мефистофельски прихрамывающий и скорее похожий на Юла Бринера из «Великолепной семерки», чем на рок-звезду, да и характерами они совсем не сходились. Билли был немногословным, излучающим волны скрытой агрессии. Если G*** был иногда злым, иногда забавным лохматым и вечно суетящимся щенком, то Billy был волком — одиноким хищником.

Он не любил черных, цветных и т. д., хотя ему приходилось работать именно с ними — он был диспетчером, отправлял и принимал заказы, распоряжался транспортом, шоферами, каждый день организовывал, по распоряжению нашего босса для меня транспорт на и с работы.

Когда я увольнялся, Billy сказал мне: «Пока я здесь, никогда больше иностранцев в компании не будет!»

Наверное он имел в виду евреев, так как в общем-то был антисемитом, что иногда прорывалось. Мог ли он исполнить свое обещание? Вряд ли… А вот как я стал евреем — следующая история.

Почему я вспомнил Билли? В 1992 или 1993 — не помню точно, а в справочники лезть просто лень — в Южной Африке проводился последний апартеидный референдум. Белое население и только белое, пригласили ответить на один вопрос — поддерживают ли они реформы Де Клерка. Ответ «да» означал всеобщие выборы 1994 года и несомненный приход к власти чёрного правительства. «Нет» — что это могло означать объяснил мне Билли. В день перед референдумом я спросил его, как он собирается голосовать. «Я буду голосовать за реформы» — ответил он и видя недоумение на моем лице, пояснил «я терпеть не могу «кафров», но я хочу жить».

Значение его слов мы узнали позже, уже после 1994 (вам нужно напоминать, что на референдуме белые сказали «да»?). В «Музее Африки» мы забрели в тихий пустовавший зал и обнаружили там уникальную выставку — «Подготовка к рефендуму». Имелась в виду подготовка чёрного населения к белому волеизъявлению. Готовились к гражданской войне, готовили топоры и бутылки с «молотовским коктейлем», самопалы и бомбы. Особенно нас впечатлил один экспонат — что-то вроде мачете с крюком на конце ручки. Нам позже рассказали, что крюк служит для выдирания кишок из живота.

Но вернемся к еврейской теме.

В Южную Африку мы попали из Израиля, в компанию меня привезли из «Chabad House», привез сам Mr Z***, принимал на работу меня сын Элиота Вайнштейна — Поль. Конечно в компании коллеги посчитали меня евреем. Об этом впервые сказала соседка по офису, когда я выбрался из склада и занял место в отделе доставки. Моей соседкой была старушка-еврейка, которую я за глаза называл бабой Соней. Круг ее обязанностей я не уверен, что понимаю и сейчас — что-то она проверяла, что-то куда-то записывала… Самое главное, что её работа оставляла много времени для разговоров со мной, мои служебные занятия после повышения в общем-то стали не слишком обременительными, так что мы могли беседовать, насколько мне позволял мой английский. Она рассказывала мне, как хорошо ей жилось в той — старой Африке, рассказывала о своей семье, которую к тому моменту она как-то незаметно растеряла (муж умер, дети разъехались). Работа была для неё скорее отдушиной, клубом, муж оставил ей вполне приличный капитал и особо в деньгах она не нуждалась. Отказываться от присвоенной мне национальности я не считал нужным, хоть чукчей назови, к тому же объяснять всем, что я русский-русский считал глупостью еще в России. Никаких привилегий ни та, ни другая национальность мне не давала — в стране, где бок о бок живут выходцы со всего мира важна скорее религиозная принадлежность, а я так же мало чувствовал себя христианином, как скажем, буддистом.

Платили мне немного, но продвигался по служебной линии я довольно быстро, так, что через полгода уже был назначен на должность stock manager. Оклад увеличился, были надежды, но не было желания.

Часто я замирал над своим каталогом — я уже не имел отношения к складу и сидел в оффисе — и с тоской думал, что до пенсии просижу принимая и отпуская какие нибудь «infrared detector XZ-254» или «sensor 25B-345» Со временем, возможно, переберусь на второй этаж — там сидело начальство — но оторваться от сенсоров и детекторов вряд ли смогу.