Страна Дураков - [31]

Работала его мать в школе, уборщицей. Получала она мало, и умница-сын был для неё единственной надеждой и отдушиной. С поведением у умницы было не очень, но, матери казалось, что многочисленные таланты сына с лихвой перевешивают его разгильдяйство.

Справедливости ради заметим, что так оно и было в действительности.

Крюк сам, безо всякого блата, поступил в престижное военное инженерное училище. Поступил не столько из-за романтических позывов, вполне нормальных в те времена, сколько из-за того, чтобы получить высшее образование, не сидя при этом у матери на шее.

Товарищи его уважали и любили. Командиры регулярно наказывали за разгильдяйство, но без злобы, а скорее из необходимости. За первый год учёбы Крюк получил взысканий больше, чем весь его курс вместе взятый, но это ничего не меняло, и, когда он всерьез взялся за учебу, никто из его товарищей не усомнился, что так и будет до самого выпуска. И они были правы.

Переводов от матери Крюк никогда не получал. Он врал ей, что получаемых курсантами денег на всё хватает. К тому же в училище и кормят, и одевают, и даже нижнее и постельное белье стирают в банно-прачечном комбинате.

Тот факт, что курсантам первого курса платили немногим больше семи рублей в месяц, второму – одиннадцать, а остальным трём – по пятнадцать на брата, – для матери Крюка оставался за кадром. И это правильно – Крюк предпочитал не беспокоить мать понапрасну.

Издержками такой его линии поведения было то, что, не имея материальной возможности приобретать "цивильное" нижнее белье, Крюк шиковал в казённом. А казённое бельё военные интенданты закупали самое дешёвое и самых больших размеров. Чтобы на любого налезло. Естественно, что никто из курсантов казённое нижнее бельё не носил. За редким исключением. С одной стороны брезговали одевать это дело "с чужого плеча", с другой – опасались испачкаться: новенькие "семейники" военного образца до первых стирок нещадно окрашивали чресла в густой чернильный цвет, а выглядеть подобно мороженой курице из мясного отдела гастронома рисковали не многие.

В означенный день низкорослый Крюк был одет в синие линялые трусы пятьдесят шестого размера и такую же гигантскую майку. Длиннющие шерстяные гетры со слабыми резинками завершали скрытую от всеобщего обозрения интимную часть его гардероба.

Второй этапируемый на Березняки девственник был из обычной семьи. С мамой и папой.

Но причины поступления в училище у него были с Крюком схожими. Он также категорически не хотел сидеть на шее у родителей. Реализовал он своё желание, сбежав в военную бурсу из политехнического института одной из восточных республик.

Он, как и Крюк, врал родителям, что получаемых в училище денег на всё хватает. Правда, при этом он привирал, что получает повышенную стипендию. Как в покинутом институте – сорок шесть рублей.

На Втором цивильное нижнее белье наличествовало.

До Березняков трамвай доехал быстро.

Театр предстоящих "боевых действий" располагался на четвёртом этаже за тяжелой, обитой дерматином дверью.

Процедура встречи, вручения букетов, суматошного переобувания в домашние тапки, перемеживаемая целованием подставленных щёчек и ручек, для взволнованных девственников осталась за кадром. Им было настолько не по себе, что они впопыхах умудрились тут же забыть имена встречавших их дам.

Чуть позже выяснилось, что предназначенная Второму дама на "случку" не явилась.

Не судьба.

Собравшийся народ предпринял вялую попытку "случить" Второго с хозяйкой квартиры. Было озвучено, что Второй прекрасно рисует карандашные и акварельные портреты, пишет на заказ стихи, стрижёт (мужское сообщество продемонстрировало аккуратно стриженые затылки), и вообще являет собой образец спортсмена и отличника всяческих подготовок в одном флаконе.

Стрижкой хозяйка заинтересовалась. Она попросила слегка подровнять ей волосы и завить их на термобигуди.

– Так долго готовила стол, что о себе совсем позабыла, – кокетливо заметила она Второму.

Второй проникся, вытребовал необходимый инструмент, после чего подрезал и завил.

Дама в качестве клиента попала ему в руки впервые, и он, пребывая в смятенном состоянии, действовал на автопилоте. Однако навык стричь по семьдесят человек за вечер сработал – результаты его трудов обе стороны оценили положительно.

Удовлетворённый такой оценкой Второй добрался до книжного шкафа, выудил из него томик Шекли и, упав с ним в кресло под торшером, выпал из общей суеты.

Крюка и предназначенную ему девственницу посадили за стол рядышком.

Покрытая крупными прыщами девица, с центнер весом, смущалась, краснела и довольно мило строила ему глазки.

Крюк испуганно косился в её сторону и, как заведённый, пил водку. Почти не закусывая.

Девица старалась не отставать.

Минут сорок спустя Крюк смотрел на неё пьяными влюбленными глазами и в пятый раз шептал на ушко одну и ту же фразу:

– Пррр-р-ашуу пардона, а-акх-ааак Вас звут?

В ответ девица игриво хихикала.

Целовавшимся за шторами и танцевавшим «прижимные» танцы парочкам вскоре надоело взирать на это безобразие. Крюка и захмелевшую девицу дружно подняли с насиженных ими мест, многоголосно, активно и довольно откровенно инструктируя – выставили в родительскую спальню.