Страхи мудреца - [180]

На свете немало подобных людей: странствующих лекарей, которые не стыдятся играть на страхах безнадежно больных. Взять хотя бы Яснотку, шарлатана из «Трех пенни за желание». Один из самых мерзких персонажей во всей пьесе: я еще не слышал, чтобы зрители не разразились аплодисментами, когда он оказывается у позорного столба в четвертом акте.

Памятуя об этом, я задумался, насколько слабым и посеревшим выглядел маэр. Когда я жил в Тарбеане, мне случалось видеть, как принудительное лишение офалума убивало здоровых молодых людей, а маэр не был ни молод, ни здоров.

А если он умрет, кого будут винить? Уж конечно, не Кавдикуса, опытного советника! И не Стейпса, преданного дворецкого…

А меня. Во всем обвинят меня. Ведь его состояние и в самом деле ухудшилось вскоре после моего приезда. Я не сомневался, что Стейпс не замедлит предать огласке тот факт, что я оставался с маэром наедине у него в спальне. Что я заваривал ему чай перед тем, как ему сделалось совсем худо.

В лучшем случае меня примут за юного Яснотку. В худшем — за наемного убийцу.

Вот о чем думал я, шагая по коридорам дворца маэра к себе в комнаты. Задержался я только затем, чтобы высунуться в одно из окон, выходящих на Северен-Нижний, и выблевать пол-литра рыбьего жира.

ГЛАВА 62 КРИЗИС

На следующее утро я еще до восхода отправился в Северен-Нижний. Я позавтракал горячей яичницей с картошкой, дожидаясь, пока откроется аптека. Управившись с завтраком, я купил еще две пол-литровые фляжки рыбьего жира и кое-какие снадобья, о которых позабыл накануне.

Потом прошел из конца в конец всю улицу Жестянщиков, надеясь встретить Денну, хотя было слишком рано и она наверняка еще не встала. На булыжных мостовых теснились повозки и крестьянские телеги. Наиболее предприимчивые нищие занимали самые бойкие углы, торговцы вывешивали вывески и распахивали ставни.

Я насчитал на улице Жестянщиков двадцать три трактира и постоялых двора. Отметив те, которые могла бы предпочесть Денна, я заставил себя отправиться назад, во дворец маэра. На этот раз я сел на грузовой подъемник, отчасти для того, чтобы сбить с толку тех, кто мог следить за мной, но отчасти и потому, что кошелек, выданный мне маэром, почти совсем опустел.

Поскольку мне нужно было делать вид, будто все идет как обычно, я сидел у себя в комнатах, дожидаясь, пока маэр за мной пришлет. Я послал карточку и кольцо Бредону, и вскоре он уже сидел напротив меня, разнося меня в тэк и рассказывая байки.

— …И маэр велел уморить его голодом в железной клетке. Его подвесили прямо напротив восточных ворот. Он провисел там несколько дней, завывая и бранясь. Орал, что он, мол, невиновен. Что это несправедливо и он требует суда.

Я просто не мог в это поверить.

— В железной клетке?

Бредон кивнул с серьезным видом.

— Да, в настоящей железной клетке, совсем как в старые добрые времена. Кто его знает, где он ее откопал в наши дни. Прямо как в пьесе.

Я искал, что бы такое сказать, достаточно обтекаемое. Это звучало вопиющей дикостью, но я понимал, что открыто осуждать маэра лучше не стоит.

— Ну, — сказал я, — с разбойниками все-таки бороться надо…

Бредон хотел было двинуть фишку, потом раздумал.

— Ну, по правде говоря, многие полагали, что его поступок изрядно отдает… — он кашлянул. — Отдает дурным вкусом. Но вслух этого никто не говорил, если вы понимаете, что я имею в виду. История была грязная. Однако же она произвела желаемое впечатление.

Он наконец сделал ход, и некоторое время мы играли молча.

— Странное дело, — заметил я. — Я тут встретил человека, который понятия не имеет, какое место занимает Кавдикус в придворной иерархии.

— Ну, тут нет ничего особенно удивительного.

Бредон указал на доску.

— Система посылания и получения колец во многом похожа на тэк. На вид правила проще простого. Но когда доходит до дела, они оказываются весьма сложными.

Он убрал с доски фишку. Его темные глаза насмешливо щурились.

— По правде говоря, я на днях объяснял все тонкости этого обычая чужеземцу, не сведущему в подобных делах.

— Это было весьма любезно с вашей стороны, — сказал я.

Бредон величаво кивнул.

— На первый взгляд кажется, будто все просто, — сказал он. — Барон главнее баронета. Но временами свежие деньги перевешивают старую кровь. Временами контроль над переправой важнее, чем то, сколько солдат ты способен вывести в поле. Временами оказывается, что некий человек — более чем один человек с формальной точки зрения. Вот граф Сванисский, благодаря замысловатым причудам наследования, в то же время является виконтом Тевнским. Один человек воплощает в себе сразу две политические сущности.

Я улыбнулся.

— Матушка мне рассказывала, что знавала человека, который приходился вассалом самому себе. Он был обязан ежегодно выплачивать себе самому часть своих собственных налогов и в случае военной угрозы, согласно договору, явиться на помощь самому себе по первому зову с отрядом преданных воинов.

Бредон кивнул.

— Такое бывает куда чаще, чем можно подумать, — сказал он. — Особенно в самых старинных семьях. Вот, к примеру, Стейпс существует сразу в нескольких ипостасях.

— Стейпс? — переспросил я. — Но разве он не просто дворецкий?