Страх - [3]

Шрифт
Интервал

Стыдно признаться, но если бы не Ваше сообщение, что Вы получили мое письмо в Сочельник, я бы об этом дне и не вспомнила, и точной даты Сочельника я не знаю… Так что и Рождество бы прошло мимо меня. А так — Вы разбудили и во мне непонятное ожидание. Ведь я все еще чего-то жду, и Вы знаете, боюсь утратить эту способность к ожиданию, эту отзывчивость на ожидание… Ведь оно-то, само по себе, ожидание это, а совсем не свершение, уже и есть счастье. Да, и тут есть, за что цепляться, тут — есть, почему бояться охлаждения, ведь тут, в ожидании этом чего-то особенного, хорошего, счастливого — смысл и каждодневная радость, тут — волнение негаснущее…

Так. Дайте перевести дух. Все-таки спустилась к ящику. И конечно же, встретила. Не соседку, а соседа. Ее сына. Как пронзительно-цепко он разглядывал меня, как притворно улыбался! Он заговорил со мной. Я ответила. Но я невежливо заторопилась назад, в свою дверь.

Для меня унизительно было, что я взъерошенная (выскочив к ящику, я и причесаться забыла), и невыносимо было это его разглядывание. Для чего он заговорил со мной? И надо же было с ним столкнуться! «Может, вы нам стихи почитаете?» И ведь он не любит стихов. Во всяком случае, мои — ему не нужны. Пятый год мы живем дверь в дверь, и я могла уже убедиться в этом… А может быть, ему положено было остановить меня? И ведь не отпускал. Несмотря на то, что я невежливо спешила вверх по ступенькам.

Его мать, он… Все это — едино, и все — против меня.

А письмо в ящике — всего одно. Местное, здешнее. Тут ведь, живя в двух часах езды, редко навещают друг друга, предпочитают переписываться. Впрочем, не знаю: рискнула ли бы я сейчас на поездку? Уж очень странно, непонятно мне мое положение. Если мое положение отличается от положения других людей, то пусть со мной объяснятся. Все лучше, чем неизвестность. Разве я не имею права знать то, что касается меня лично? Любой преступник имеет право знать, а я не имею…

О, это такая мука. Так не может быть постоянно. Все как-нибудь должно разрешиться. Недаром мне сказали в прошлом году: «Да, твоя жизнь отличается от жизни других». А в чем отличается, не сказали. В чем? От одних предположений голова кругом идет. Да зачем же бросать случайное слово в частном разговоре и — ничего не объяснять!

Достаточно видеть, как на меня смотрят здесь, в доме, чтобы понять, что мое положение плохо, очень плохо… Почему? Что я сделала? Да, я хотела уехать из Москвы, из СССР, потому что я боялась. Боялась, что они заберут меня. А здесь, здесь, Вы только подумайте: здесь! — мне сказали: «Они тебя уже не оставят в покое». Они? Значит, и здесь — они? Значит, я от них никуда не уехала? «Они тебя уже не оставят в покое…» Как же мне с этим жить? Как жить? Да и для чего все это было — с выездом? О, мне говорили… Мне многое говорили… «Потому для тебя Россия еще оставила…» И надо было куда-то уезжать, надо было пересекать границу для того, чтобы услыхать это — здесь? Да я и там подобных слов от своих знакомых не слышала!

Конечно, может быть, я не права. Может быть, я не так поняла… Не уяснила. Да, да, может быть, все совсем не так плохо… Вот ведь пишу же я Вам и получаю Ваши письма! И даже на ожидание, на ожидание счастья я до сих пор способна. Вот я только чего боюсь: что ожидание не может все время быть. Нет, не может! Вот что меня пугает. Где для этого силы взять? Когда я сознанием, душой почувствую, что ожидаемое не сбывается, ведь я устану совсем, и уже не сможет меня взволновать и ободрить Ваше волнение, и Ваш Сочельник, да и сам праздник Ваш останется в будущем только Вашим, не моим!

Оставим мое непонимание моей жизни. Представим себе, что я свободный человек. Да тут и нечего представлять, так и есть на самом деле… Так вот. Даже если я свободна (а я свободна, да-да, я свободна…), то все во мне все равно так хрупко (мой характер, мои мысли и настроение), так инфантильно-хрупко, и в то же время так устало, так дрябло. Ожидание? Но ведь оно — иллюзия, ведь никогда ничего не случается, а уж если случается, так к худшему. Нечего ждать! Живи, довольствуйся малым, тем, что имеешь. А ведь — ждем! Подумать только, все время ждем! Ждем чего-нибудь лучшего, постоянно. Какого-нибудь просвета. И кто же для себя ждет худших перемен? Уж если перемены, — хотя дело и не в них, не в переменах внешних, — то уж непременно поворачивают к счастью… Почему мы так в этом уверены? По чувству справедливости, по вере в нее. Для чего же они еще, эти кардинальные перемены, эта вся ломка судьбы, если не затем, чтобы нас осчастливить?

Нет, уж тут Вы остановите меня, как-нибудь издалека остановите, а то еще немного времени пройдет, и я спрошу у Вас (ведь Вы-то знаете, Вы совсем легко можете ответить), а что же такое счастье? Вот до какой банальности я дошла, но мне дела нет до нее, потому что вопрос, сам вопрос своей неразрешимостью томит. Вот Вы и благодарите меня за письмо, зная, что меня это осчастливит. Не осчастливит, положим, — случайно сорвалось у меня это саркастическое словцо, — а обрадует. Да, да. Ведь «радость» в отличие от «счастья» — совсем не абстракция, вот Вы и благодарите меня за мое письмо, чтобы обрадовать меня.


Рекомендуем почитать
Белый человек

В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.


Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта

Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.


Девочка и мальчик

Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.


Последняя лошадь

Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного. «Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие.


Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.