Страх ничего не решает - [9]

Глава 8 Джошуа – мое тело предало меня

Один из главнейших важных уроков своей жизни я получила, когда родился мой второй сын, Джош. Беременность протекала трудно, роды были сложными и закончились экстренным кесаревым сечением. Почти всю беременность меня терзали страхи и сомнения. Первые три месяца случались кровотечения и была угроза невынашивания. Я набрала гораздо меньше веса, чем в первую беременность. Люди порой не могли удержаться от комментариев по поводу моего слишком маленького живота. Более того, меня не покидало чувство, что с каждым месяцем вместо радости от приближающейся встречи со своим ребенком меня все больше охватывала легкая паника – я интуитивно знала, что моя жизнь изменится навсегда, и не так, как обычно меняется после рождения ребенка.

Рождение Джоша было совершенно не похоже на мой опыт с рождением Дэвида. На этот раз я чувствовала страх с самого начала. Я никак не могла заглушить тревожное предчувствие. Мои надежды на естественные роды вновь были разбиты. Кесарево сечение назначили на 7 утра. А когда меня вкатили на каталке в операционную, я не ожидала увидеть что-то наподобие театральной сцены, вокруг которой сидели спрятанные за масками студенты-медики, ведущие свои записи. В глаза бил яркий свет, было холодно, и воздух был стерильным и колючим. Доктора и медсестры двигались по комнате, делая свои дела и попутно болтая о гольфе и погоде. Над моей грудью установили ширму, закрывая обзор всего происходящего ниже.

Все казалось мне каким-то неправильным. Голова кружилась, окружающие предметы виделись размытыми. Я попыталась заговорить, но не смогла. Мой муж Майкл был рядом со мной, когда мое тело разрезали. Я чувствовала себя препарированной лягушкой на уроке биологии в пятом классе. Я была абсолютно уязвима. Рассудок был затуманен, и я отчаянно пыталась оставаться в сознании и не терять нить происходящего. Врачи и медсестры совершали какие-то движения.

Наконец мне на грудь положили теплый комочек. Он здесь! Я почувствовала волну облегчения. Но внезапно его забрали от меня. Почему его унесли так быстро? Я услышала, как доктор сказал мне: «Ох, Моника, вот в чем была проблема все это время. Посмотри, какая тонкая пуповина. Вот почему у тебя был такой маленький живот все восемь месяцев».

Отходя от операции, я наконец начала вновь быть самой собой. Туман в голове рассеивался, и я медленно приходила в полное сознание. Позднее я узнала, что мне давали морфин, отсюда был весь этот туман и дискомфорт. Я чувствовала облегчение. Операция была позади, действие анестезии проходило, а мой новорожденный сын сладко посапывал в своей колыбельке рядом со мной. Это был непростой опыт, но, лежа в кровати после всего случившегося, я пребывала в уверенности, что все закончилось наилучшим образом. Тревога, сопровождавшая меня всю беременность, исчезла. Но тут вдруг в дверь постучали.

В мою палату вошел коллега моего педиатра, терапевт, похожий на Патча Адамса. Я была рада видеть его и поговорить наконец о моем новорожденном малыше. Врач спросил, где мой муж, и я ответила, что он ушел за Дэвидом. Я продолжила рассказывать, как Дэвид долго хотел брата или сестричку, как целый год упрашивал меня и как ему теперь не терпелось познакомиться со своим младшим братиком. Но доктор прервал меня: «К сожалению, дело не терпит отлагательств». «Он должен вернуться минут через десять», – ответила я. Но тут же поняла, что что-то было не так. Не моргнув глазом доктор продолжил: «Мы на девяносто девять процентов уверены, что у вашего сына синдром Дауна». Мое сердце заколотилось, ладони вспотели, и инстинктивно включилась реакция «беги». Мне захотелось спрыгнуть с кровати и выбежать из комнаты.

Между ребрами словно открылся люк, и сердце ухнуло прямо в него.

Постепенно все начало вставать на свои места. В первые два месяца беременности я вся покрылась пятнами, были судороги и кровотечения. Каждый встречный отпускал замечания по поводу моего маленького животика. Я даже не выглядела беременной. От занятий спортом мне становилось очень плохо. Когда я ждала Дэвида, то ежедневно выходила на пробежку до последних месяцев беременности, а потом плавала в бассейне. На этот раз я была не в состоянии поддерживать такую активность. День, когда я забеременела Джошем, изменил все. Где-то внутри себя я знала, что ка‐ кие-то вещи происходят на глубинном уровне, и это заставило меня взять паузу. Я будто задержала дыхание до тех пор, пока дышать снова не станет безопасно. Шок уступил место чувству собственной неполноценности, а затем на меня обрушился стыд. Мне казалось, что я не справилась. Я подвела его.

Но почему непременно должен был пострадать его разум? Почему из всех возможных осложнений, всех несчастий был выбран его разум? Я вновь превратилась в восьмилетнюю девочку, которая хотела закрыть глаза, чтобы все плохое исчезло само собой.

Через два дня после родов команда врачей пригласила нас с Майклом поговорить о Джоше. У них сложилось впечатление, что мы не вполне осознаем диагноз нашего сына, и потому они сочли своим долгом перечислить нам все проблемы, которые могли возникнуть у Джоша и каждая из которых сама по себе была бы кошмаром для любого родителя. Список возможных отклонений был длинным. У него мог быть порок сердца, он мог быть подвержен судорогам, возможно, потребовались бы годы, прежде чем он мог бы начать есть твердую пищу. За этим списком, который казался нам бесконечным, последовал еще один – список вещей, которые наш сын никогда не сможет делать. Обычных вещей для любого ребенка. Таких, как занятия спортом. По словам врачей, нашему ребенку была недоступна самостоятельная и счастливая жизнь.