Он больше не дрожал. Он больше не чувствовал усталости, Он бежал, не чуя под собой ног.
Он позвонил. Открыла ему соседка с верхнего этажа.
— Ну, наконец-то. Дай-ка я на тебя погляжу, да заходи же, мой зайчик, заходи скорее… — Она мягко взяла его за плечи. Ввела в прихожую и без умолку затараторила о том, как они его долго ждали, кто и где его искал и…
Тут на пороге появилась мать. За ней отец. Они в упор смотрели на него.
— Надеюсь, вы не будете его ругать? — Соседка все никак не могла остановиться. — Он еле на ногах стоит. Вы же сами видите. Ему нужно поспать. Но сперва поесть. Слава богу, все обошлось. Я так рада, так рада! Спокойной ночи! — Дверь за ней захлопнулась.
— Ах, он на ногах не стоит! Надо же сказать такое! Я вот тоже на ногах не стою!
— Мы ищем его, беспокоимся. А он, оказывается, просто-напросто удрал! И не стыдно тебе? Что о нас люди скажут?
— Хороши, скажут, отец с матерью. Из-за двойки сына из дому выгнали. Ты же получил двойку. Я позвонила твоим друзьям и все узнала.
— Именно так. А теперь он стоит здесь с невинным видом. Думает, мы ему на шею кинемся от радости.
— Уж больно мы тебя избаловали. В этом все дело. Другому бы и в голову не пришло удрать. А ты…
— А ты пугаешь нас. Заставляешь нервничать, будто и без того забот мало…
Его лицо горело, как от ударов. Ему мучительно хотелось обратно в тот пустой дом.
Они таскали его за волосы. Они били его.
— На всю жизнь запомнишь, голубчик. Если ты… — Отец орал и бил его тростью. — Если ты еще раз выкинешь нечто подобное, мы тебя в колонию отправим. Хватит нянчиться. Нечего реветь. Ты заслужил это. Заслужил, и все тут.
Потом он долго не мог заснуть. Лежал и смотрел на себя со стороны. Измученный, голодный, все тело ноет от побоев. Он казался себе таким жалким и несчастным, и он знал, что изменить ничего нельзя. Нельзя. Так будет всегда. Он будет жить здесь, в этом городе. Будет ходить в школу. У него будут такие родители.
И он всегда будет таким, будет таким, будет таким.