Я сразу выскочил в этот коридор, таща девушку за собой. Кладовка, футах в шести от нашей двери, была не заперта. Мой чемодан лежал там, где его оставили. Я притащил его в комнату, открыл и собирался уже вывалить его содержимое на кровать, когда в дверь постучали.
— Это, должно быть, Чарльз, — прошептал я. — Откройте дверь, отойдите назад, возьмите бутылки и скажите, что сдачу он может оставить себе. Не пытайтесь шепнуть ему что-нибудь, подать знаки или выскочить в коридор. Я буду следить за вами из ванной и, если что — выстрелю в спину.
Она и не пыталась что-либо предпринять — слишком замерзла и вымоталась за этот день. Старик передал ей бутылки, взял сдачу, удивленно поблагодарил и мягко закрыл за собой дверь.
— Вы замерзли, дрожите — я не хочу, чтобы мой страховой полис заработал пневмонию. — Я достал пару стаканов. — Немного бренди, мисс Рутвен, затем горячая ванна. В моем чемодане вы, может быть, найдете что-нибудь сухое.
— Вы очень любезны, но я только выпью.
— А ванну принимать не будете?
— Нет. — Она немного помолчала, и по появившемуся в ее глазах блеску я понял, что ошибся, посчитав ее слишком уставшей. — Хотя, пожалуй, приму.
Я подождал, пока она выпьет бренди, поставил чемодан на пол в ванной и пропустил ее.
— Только, пожалуйста, не всю ночь. Я голоден.
Она закрыла дверь на замок. Послышался шум наполнявшей ванну воды.
Затем плеск. Все это должно было убаюкать мои подозрения. Потом я услышал, как она вытирается, а минутой позже до меня донесся шум спускаемой из ванны воды. Я тихонько отошел от двери, прошел через две кухонные двери и вошел в гараж как раз тогда, когда она открыла окно ванной. Я схватил ее за руку, как только она опустилась на пол, свободной рукой зажал ей рот, чтобы она не закричала, и повел обратно в номер.
Закрыв кухонную дверь, я посмотрел на девушку. Она надела одну из моих белых рубашек, заправив ее в широкую юбку в сборку. В глазах ее стояли слезы, на лице ясно читалась досада от неудачи, но все равно лицо ее дышало красотой. Хотя мы провели вместе много часов, я рассмотрел ее только сейчас.
У нее были чудесные густые волосы, заплетенные в косы, но она никогда не победила бы в конкурсе красоты на звание «Мисс Америка». Она даже не смогла бы участвовать в конкурсе «Мисс Марбл-Спрингз». В ее лице просматривались славянские черты. Слишком скуластое лицо со слишком большим ртом, слишком широко расставленными глазами и курносым носом. У нее было подвижное и умное лицо, и досада на нем, думаю, легко сменилась бы приветливостью, исчезни усталость и страх. В те дни, когда я мечтал об уюте в собственном доме с камином, она могла бы прекрасно вписаться в мои мечты.
Я стоял, испытывая легкую жалость к ней и к себе, и внезапно почувствовал холодный сквознячок. Тянуло из двери ванной, которая еще десять секунд назад была закрыта на ключ. Сейчас она была открыта.
Мне не надо было видеть широко раскрывшихся глаз девушки, чтобы понять, что сквозняк мне не померещился. Клуб пара, выкатившийся из ванной, был слишком большим, чтобы просочиться через замочную скважину. Я медленно повернулся, держа руки подальше от револьвера. Потом я, может, и попытаюсь сделать что-нибудь умное, а сейчас не стоило умничать.
Сначала я увидел пистолет. И не такой, какой носят новички, а большой черный маузер калибра 7,63 миллиметра. Весьма экономичное оружие — пуля насквозь прошивает сразу троих.
Потом я увидел, что дверной проем, казалось, стал уже, чем раньше.
Его плечи были лишь чуть-чуть уже, чем проем, и только потому, что проем был очень широким. Шляпой он касался притолоки.
Затем я разглядел: это он был за рулем «форда», стоявшего рядом с нашей машиной на обзорной площадке. Левой рукой он закрыл за собой дверь в ванную.
— Не надо оставлять открытыми окна. Дай-ка мне свой револьвер. — Он говорил тихим глубоким голосом, в котором не чувствовалось угрозы.
— Револьвер? — я постарался показать, что озадачен.
— Послушай, Толбот, — произнес он любезным тоном. — Я думаю, мы оба профессионалы. И оставим эти ненужные разговоры. Револьвер. Эта та штучка, которая лежит у тебя в правом кармане пальто. Вытащи его большим и указательным пальцами левой руки. Вот так. Теперь брось его на ковер.
Спасибо.
Не дожидаясь подсказки, я ногой откинул револьвер к нему. Мне не хотелось, чтобы он посчитал меня непрофессионалом.
— А теперь сядь, — приказал он.
Он улыбнулся мне, и я убедился, что его лицо нельзя было назвать полным, оно было просто широким. Узкие усики и тонкий, почти греческий нос казались не к месту на этом лице, так же как и веселые морщинки около глаз и рта. Я не придал большого значения этим морщинкам, поскольку он, быть может, любил улыбаться, когда бил кого-нибудь пистолетом по голове.
— Ты опознал меня на стоянке? — поинтересовался я.
— Нет. Левой рукой он вытащил из кольта оставшийся патрон и небрежно бросил револьвер точно в находившуюся в десяти футах корзину для мусора.
Он проделал это так, будто мог повторить это с той же точностью десять раз из десяти. Все, что этот человек ни захочет сделать, получится. Если он мог сделать подобное левой рукой, что же он может правой?
