Страх - это ключ - [13]

Это мне не очень-то нравилось — нужно было оправдание, чтобы продолжать носить на голове платок.

Минут через десять с юга подъехала черная полицейская машина. Я наблюдал в зеркало, как она притормозила, двое полицейских выглянули и быстро осмотрели стоянку. Видно было, что они не ожидали наткнуться здесь на что-либо интересное, и машина рванула дальше, едва успев притормозить.

Надежда в серых ясных глазах девушки угасла, как пламя задутой свечи, но через полчаса снова вернулась к ней — двое казавшихся крутыми ребятами полицейских на мотоциклах одновременно въехали под арку, одновременно остановились и одновременно заглушили двигатели. Через несколько секунд они слезли с мотоциклов, поставили их на подножки и двинулись к машинам.

Один из них держал револьвер наготове.

Они начали свой обход с ближайшей к выезду машины и, бегло осмотрев ее, долго молча пронизывали взглядами пассажиров. Они ничего не объясняли и не извинялись — выглядели так, как могут выглядеть полицейские, узнавшие о том, что кто-то стрелял в полицейского и тот умирает или уже умер.

Внезапно они пропустили две или три машины и пошли прямо к нам, по крайней мере мне так показалось. Но они обошли нашу машину и направились к «форду», который стоял слева впереди. Когда они проходили мимо, я почувствовал, что девушка напряглась и набрала воздуха в грудь.

— Не делайте этого! — Я обхватил ее рукой и сильно прижал к себе. Она вскрикнула от боли. Один из полицейских оглянулся, увидел прижавшуюся ко мне девушку и отвернулся, прокомментировав то, что, как ему показалось, он видел, отнюдь не шепотом. В обычной ситуации это побудило бы меня к действию, но сейчас я пропустил его замечание мимо ушей.

Отпустив девушку, я увидел, что она покраснела почти до ключиц.

Прижатая к моей груди, она не могла дышать, но, думаю, покраснела она из-за замечания полицейского. Дикими глазами смотрела она на меня, впервые перестав бояться и решив драться.

— Я собираюсь выдать вас, — сказала она мягко, но решительно. Сдайтесь.

Полицейский уже проверил «форд». Его хозяин носил зеленую куртку такого же как у меня оттенка и глубоко надвинутую на глаза шляпу. Я разглядел его, когда он въехал на стоянку, — у него были темные волосы и усы. Полицейские дальше не пошли. Они стояли ярдах в пяти от нас, но рев драглайнов заглушал наши голоса.

— Не будьте дурой, — тихо сказал я. — У меня револьвер.

— Ага, и в нем всего один патрон. Она не ошибалась. Две пули остались в здании суда, одна — в колесе «студебекера» судьи, и две я выпустил по гнавшейся за нами полицейской машине.

— Хорошо считаете, да? — пробормотал я. — У вас будет много времени, чтобы попрактиковаться в счете в больнице после того, как хирурги спасут вам жизнь. Если смогут.

Она посмотрела на меня, открыла было рот, но ничего не сказала.

— Одна маленькая пулька, но какую огромную рану она может сделать. Вы же слышали, как я объяснял этому дураку Доннелли, что может сделать пуля с мягкой головкой. Я выстрелю вам в тазовую кость. Вы понимаете, что это означает? — В моем голосе звучала сильная угроза. — Пуля разнесет эту кость вдребезги, ее невозможно будет собрать. Это означает, что вы никогда не сможете ходить, мисс Рутвен. Вы никогда не сможете бегать, танцевать, плавать или кататься на лошади. Всю оставшуюся жизнь вам придется волочить ваше прекрасное тело на паре костылей или в инвалидном кресле. И все время вы будете чувствовать боль, всю оставшуюся жизнь. Вам все еще хочется позвать полицейских?

Она ничего не ответила. Ее лицо и даже губы побледнели.

— Вы верите мне? — мягко спросил я.

— Верю.

— И что?

— Ничего, я собираюсь позвать полицейских, — ответила она просто. Может, вы и сделаете меня калекой, но они точно достанут вас. И тогда вы больше никогда не сможете убивать. Я должна это сделать.

— Ваши благородные побуждения делают вам честь, мисс Рутвен.

Насмешка, звучавшая в моем голосе, никак не отражала моих мыслей. Она намеревалась сделать то, чего я делать не стал бы.

— Давайте, зовите их Посмотрите, как они будут умирать.

Она непонимающе уставилась на меня.

— О чем вы? У вас всего один патрон.

— И он больше не предназначается вам. Как только вы вякнете, леди, тот полицейский с револьвером в руке получит пулю. Точно в грудь. Я хорошо стреляю из этих кольтов. Вы видели, как я выстрелом выбил пистолет из руки шерифа. Но я не собираюсь рисковать, поэтому только в грудь. Затем я наставлю револьвер на другого полицейского. С ним не будет проблем. Его револьвер все еще в кобуре, а кобура застегнута. Но он знает, что я убийца, и не знает, что у меня больше нет патронов. Отберу у него револьвер, шлепну его и уеду. — Я улыбнулся. — Не думаю, что кто-нибудь попытается остановить меня.

— Но я скажу, что у вас нет патронов. Я скажу...

— Вам достанется первой, леди. Один удар локтем в солнечное сплетение, и минут пять вы будете не в состоянии что-либо сказать.

Она помолчала, затем тихо спросила:

— Вы ведь не сделаете этого? Ведь правда же?

— Есть только один способ узнать ответ на этот вопрос.

— Я ненавижу вас, — сказала она безжизненным голосом. Ее ясные серые глаза потемнели от безысходности и поражения. — Никогда не думала, что возненавижу кого-нибудь так сильно. Это пугает меня.