Стопы благовестника - [17]

— Не волнуйся, сестрица, — прижавшись к двери, — успокаивал ее из камеры Василий Гурьевич. *— Темно тут, свежего воздуха мало, но я пока жив и здоров…

Седьмого августа, пригласив Павлова в управление пятого участка, пристав взял у него подписку в том, что распоряжение о высылке объявлено ему. Молоканин Петр Порошин на своем фаэтоне дежурил у подъезда, предлагая начальству отвезти Павлова безвозмездно, куда прикажут. Пристав заупрямился. Он велел найти такого извозчика, который не был бы знаком с Василием Гурьевичем. Один извозчик на вопрос полицейского, знает ли он Павлова, ответил отрицательно, хотя на самом деле часто видел его.

В тот же день Павлов оказался в тюрьме. Его поместили в секретную камеру на втором этаже. Снаружи древний замок представлял собой мрачное сооружение, зато в камере дышалось легко. Два больших окна выходили на Куру и оживленную часть города. В спокойных затонах неподвижно чернели лодки с нахохлившимися рыбаками, а на правом берегу Куры, гулко звякая сигнальными колоколами, сновали трамвайные конки.

"Жизнь кипит, а я сижу, как птица в клетке,— думал Василий Гурьевич. — За что? Совесть моя чиста, я желал добра людям".

На обед надзиратель принес порцию вареной фасоли с мелко накрошенными орехами. Принимая пищу, Павлов благодарил Бога за попечение и поддержку.

"Только бы не пострадал кто из вас, как убийца, или вор, или злодей, или как посягающий на чужое, а если как христианин, то не стыдись, но прославляй Бога за такую участь", — приходили на память слова апостола Петра, укрепляя в надежде на промысел Божий.

Восьмого августа Павлов покинул камеру Метехского замка. Вызвав в контору, ему дали 10 копеек, заставили расписаться и сдали двум городовым.

— На вокзал велено доставить тебя, — сообщили полицейские, подводя Василия Гурьевича к фаэтону.

Проезжая мимо дома Капрановых, Павлов просил охранников остановиться и позвать хозяина. Городовые оказались на редкость добросердечными и быстро исполнили просьбу. Вместе с Капрановым Василий Гурьевич увидел свою жену. По бледному осунувшемуся лицу Татьяны Ивановны катились слезы. На днях еще одно горе свалилось. Она пришла к сестре по случаю похорон племянницы.

— Меня везут на вокзал, — успел сказать родным Василий Гурьевич. — Вы не ходите туда. Не дадут вам со мной увидеться. Прощайте! Бог с вами!

До прибытия поезда Павлова с городовыми держали взаперти в жандармской комнате. Когда раздались частые паровозные свистки, в помещение вошел помощник пристава пятого участка и вручил охранникам билеты на проезд до Батума. Следом за приставом явились шесть жандармов и, окружив кольцом арестанта, повели его на другую сторону поезда. Несмотря на полицейские предосторожности, друзья и родственники все-таки пришли на вокзал и узнали местонахождение Павлова. Из вагонного окна, прикрытого жалюзи, Василий Гурьевич видел как они метались по перрону, желая проститься с ним. Одиноко стояла убитая горем жена Павлова, скользя усталым взглядом по вагону.

Бравый пристав, руководивший посадкой, вошел на несколько минут в вагон с двумя пышно разодетыми дамами. Самодовольно улыбаясь, он презрительно показывал пальцами на арестанта. Дамы громко и беззаботно смеялись. Отвернувшись от веселой компании, Павлов еще сильнее прижался к окну, выискивая глазами в толпе жену и друзей. На душе стало легче, когда среди пассажиров вдруг показались знакомые лица. В одном вагоне с ним ехали Фефелов, Порошин и Богдасаров. Уговорив полицейских, они вступили в непосредственный разговор с Василием Гурьевичем. На станции Гори Тит Алексеевич Фефелов на прощание угостил всех сытным обедом. Они сошли вместе с Порошиным, а Богдасаров сопровождал Василия Гурьевича до Батума. Богдасаров от себя и от брата Капранова передал Павлову деньги. У Василия Гурьевича было всего двадцать копеек в кармане.

Деловитый Батумский полицмейстер торопливо ознакомил Василия Гурьевича с предписанием, в котором значилось, что отправка в Оренбург будет осуществляться этапным порядком, под строгим наблюдением во избежание демонстраций со стороны единомышленников.

Вечером к арестантскому помещению, где содержался Павлов, пришли Богдасаров и Анастасия Мазаева. Охранники позволили им передать продукты голодному узнику. До наступления ночи Василия Гурьевича переправили в Батумскую тюрьму. Отобрав при обыске все деньги, надзиратели заключили Павлова в угловую одиночную камеру. Из окна был виден тюремный двор, просматривалась синяя полоска моря и лесистые склоны гор.

Потянулись тягостные дни и ночи. На обед давали кусок хлеба и вареную фасоль, а вечером приносили только горячую воду. Пачка чая, доставленная Богдасаровым, здесь очень пригодилась. Короткие получасовые прогулки на воздухе чуть-чуть снимали утомление. Удрученное состояние сильно усугублялось бездействием. Под рукой не было ни книг, ни бумаги. Богдасаров пытался в управлении передать Василию Гурьевичу Новый Завет, но ему не разрешили. Павлов, шагая взад-вперед по камере, напрягал память и мысленно прочитывал целые главы из Священного Писания. Однажды одиночество Василия Гурьевича нарушили семь пересыльных арестантов. Их продержали с Павловым всего одну ночь. Тесная камера загудела от гортанных возгласов. Среди новых соседей Василия Гурьевича были и русские: матрос Беляев и Федор Гладких из Воронежской губернии.