Столыпинский галстук - [42]

– Чего боитесь ― понятно. А что любите?

– Искусство. Хорошую поэзию, живопись, литературу. Если все это талантливо, конечно.

– Кто же из поэтов вам больше нравится?

– Любимые ―Лермонтов, Пушкин. Это вообше недосягаемо и необъяснимо. Тютчев ― глубочайшая философия. Есенин ― лирика серебряного века. Отдельно стоит Владимир Маяковский. Стихи поэтов-фронтовиков: М.Кульчицкого, К.Симонова. «Ах, война, что ты сделала, подлая, стали тихими наши дворы…» Еще, конечно, Ахматова и Цветаева. А вам?

– Больше всего мне нравится Омар Хайям, его рубаи. За его удивительную способность вмещать в четыре строчки целую жизненную концепцию. Вот, к примеру:

Всех, кто стар, и кто молод, что ныне живут,

В темноту одного за другим уведут.

Жизнь дана не навек. Как до нас уходили,

Мы уйдем; и за нами ― придут и уйдут.

Светлана взглянула на Анатолия как-то по-особому. Непрост был новый больной, совсем непрост.

– А еще?

Быть в плену у любви, сердце, сладко тебе,

В прах склонись, голова, перед милой в мольбе.

Не сердись на капризы прекрасной подруги.

Будь за то, что любим, благодарен судьбе.

В том не любовь, кто буйством не томим

В том хворостинок отсырелый дым

Любовь ― костер, пылающий, бессонный…

Влюбленный ранен. Он неисцелим!

― Вы как-то резко перешли с философской на любовную лирику. С чего бы это? ― с улыбкой спросила девушка, слегка наклонив голову, отчего стала похожей на маленькую птичку.

– Даже и не знаю, что ответить… Само вырвалось под воздействием внешних обстоятельств.

– Это каких же?

– Очарованья ваших глаз. Помните?

Она пришла ко мне, молчащая, как ночь,

Глядящая, как ночь, фиалками-очами,

Где росы кроткие звездилися лучами,

Она пришла ко мне – такая же точь-в-точь,

Как тиховейная, как вкрадчивая ночь.

Но если эта тема вам не нравится, можно вернуться к философии.

– Бальмонт. Я не сказала, что не нравится. Очень неплохие стихи, ― с невинной улыбкой посмотрела на Анатолия ― Зордана девушка. ― Хотя философская тема меня тоже интересует.

– Тогда вот вам и то, и другое в одном флаконе:

На мир ― пристанище немногих наших дней ―

Я долго устремлял пытливый взор очей.

И что ж? Твое лицо светлей, чем светлый месяц;

Чем стройный кипарис, твой чудный стан прямей.

Девушка рассмеялась.

– Любовь и философия в одном флаконе? Оригинально. Интересно, почему вы поступили в ММИ? Там ведь физики? Вам бы надо поближе к лирикам, в литературный.

– По-моему, вы поторопились причислить меня к чистым лирикам. Об этом говорит изучение поведения прямой нелинейной остаточной функции путем проведения аннигиляции действительных значений при помощи гиперболических и комбинативных величин. Это я к тому, что с точки зрения концепции банальной эрудиции, гоблины ― персонифицированная модификация фобиозного иррационализма, рефлексирующей экзистенции, эквидистантно пролонгированной от палеонтологического прототипа. Что, в свою очередь, означает, что не каждый локально мыслящий индивидуум способен игнорировать тенденции парадоксальных эмоций, или, говоря проще, не каждый дурак способен понять другого дурака.

Все это Анатолий выдал без запинки и с совершенно серьезным выражением лица.

По мере выслушивания этой тирады глаза Светланы становились все шире, а после последней фразы, поняв, что это был просто розыгрыш, она звонко расхохоталась. И тут же зажала себе ладошкой рот, испуганно посмотрев на двери палат. От попытки сдержать смех у нее даже выступили на глазах слезы.

– Извините, ради Бога, что так вас рассмешил. Так ― до слез ― не хотел. Хотя смех вам очень к лицу.

– Да ну вас, ― шутливо-сердито произнесла девушка, когда ей удалось, наконец, справиться с приступом веселья. ― Чуть не разбудила из-за вас всю больницу. И откуда в Сибири берутся товарищи с такими философскими мировоззрениями?

– Как откуда? Понятное дело ― медведи натаскивают. У нас же там, кроме медведей, и нет больше ничего.

Светлана снова рассмеялась, на этот раз тише.

– Вы помянули Бога. Из сибирских староверов, что ли? Верующий?

– Бога помянул к слову. А относительно веры… Я верю в то, что сложность нашего мира нельзя объяснить набором случайных событий. За всем этим просматривается четкий план. Все религии объясняют это чудесным божественным творением. Я склонен думать, что в основе всего лежит все же не чудо, а физика. Очень сложная физика. Мир не сотворен, а создан. Не Богом, а Творцом. Это разные понятия. Бог ―это чудо. Творец ― это созидание.

Светлана заинтересованно и пытливо посмотрела на Анатолия, затем резко сменила тему.

– Вы живете в общежитии?

– Нет. Снимаю частный домик. А вы?

– Тоже снимаю. Комнатку в коммуналке.

– Одна? С подругой?

– А вы хитрый, Анатолий. Хотите выяснить, таким образом, не замужем ли я, ― улыбнулась Света. Не замужем. Комнатку снимаю одна.

– Вы меня разоблачили, ― засмеялся Анатолий. ― За это я должен быть наказан. В виде наказания готов угостить вас вкусным чаем с тортом на следующем дежурстве. Вас устраивает такой вариант?

– Вполне, ― улыбнулась девушка.

– И на какой же день мне готовить сатисфакцию?

– На послезавтра. Марина Петровна просила подменить, ― все так же улыбаясь, отозвалась Светлана.

… И вновь была ночь, и вновь они сидели вдвоем за столиком дежурного врача.