Столыпинский галстук - [141]

– И что делаем в этой ситуации мы?

– Используем это как повод. Нарушение свободы мореплавания и все такое прочее. Пока ты будешь гонять верблюдов по пустыне, попробую их прощупать. Хочу ночью зайти в Ормузский пролив с десятком линкоров, прижимаясь к иранскому берегу. Глубины там позволяют. Дальнобойность наших новых шестнадцатидюймовок ― сорок пять километров. Ширина Ормузского пролива ― около пятидесяти. Долбанем с предельной дистанции по месту стоянки их линкоров и крейсеров. У нас есть точные координаты по данным авиаразведки. И посмотрим на их реакцию. Двенадцатидюймовки с их линкоров нас не достанут. Какой калибр на русских береговых батареях, мы не знаем, но всяко не больше нашего. Пусть отвечают. Попасть ночью по движущемуся кораблю с такой дистанции нереально, а мы засечем их батареи и посмотрим, чем они вооружены. На траверзе Маската в Оманском заливе нас будет страховать остальная эскадра.

– А подлодок не боишься?

– После первого залпа можно будет подвесить осветительные снаряды. Все равно с сорока пяти километров нас видно не будет. Зато мы отлично увидим перископ, если он только появится. И наши эсминцы быстро заставят русских подводников уважать американский флаг.

– ОК, вроде бы звучит здорово. Хотя я давно убедился, Уильям, что на войне планы ― это одно, а реальность ― совсем другое.

– Вот тут ты прав на все сто, старина. Еще по рюмочке?

– Не возражаю.

– А как ты думаешь прощупывать русских на берегу?

– Когда мы решим проблему с блокированием Суэца и с топливом для наших танков, самолетов и кораблей, я планировал объявить под каким-нибудь предлогом бесполетную зону над Новым Ковчегом. Возможно, использую тот же повод ― перекрытие Ормузского пролива. Русские, само собой, откажутся. И тогда наша авиация вступит в дело. Мы сможем перекрыть им кислород. Новые «аэрокобры» очень хороши. Да и В―20 тоже. Выбьем их авиацию, а затем устроим аутодафе.

– А если не получится выбить?

– Как не получится? Ты же знаешь, что вторым эшелоном за нами выходит еще одна флотилия на зафрахтованных судах, с танками и самолетами. Там одних самолетов в полусобранном виде около тысячи.

– Ты уверен, что этого хватит? Мы делали свои самолеты по русским образцам, переданным нам англичанами. Но ведь и русские все эти годы не сидели без дела, надо полагать.

– Мы в клочья разнесем их аэродромы, чего бы это не стоило, и установим-таки бесполетную зону.

– Ну, если так… Но нужно еще и преодолеть сопротивление гарнизона. А драться русские умеют. Вспомни Севастополь.

– С твоей помощью ― преодолеем. Если с моря нас будут поддерживать твои шестнадцатидюймовки, русским не устоять. Как они говорят, против лома нет приема.

– Я тоже интересовался русскими поговорками. У этой есть продолжение: если нет другого лома…

* * *

Лена не ошиблась: Алексей и Сашенька действительно впервые поцеловались в тот день, когда она оставила их одних. После этого роман Цесаревича и косморазведчицы развивался стремительно вплоть до того дня, когда в колонию пришел сигнал «рында».

– Сашенька, птичка ты моя ненаглядная тропическая. Я не знаю, когда мы с тобой опять встретимся. С завтрашнего дня все увольнения запрещены. Наверное, американцы все же решились. Нас отпустили до утра, предупредив, что сроки следующего увольнения неизвестны. Скорее всего, теперь мы увидимся только после того, когда все закончится. Предстоит бой, и я хочу, чтобы ты знала: я иду на этот бой с великой любовью в сердце. Любовью к тебе. Ты согласишься стать моей женой, если я вернусь?

Сашенька прильнула к юноше, спрятав свое лицо у него на груди.

– Что ты говоришь, дурачок. Не «если», а «когда».

Свобода манер и общения, которую демонстрировала при их свиданиях Сашенька, имели для Алексея необыкновенную притягательную силу. Он не мог представить себе не одну барышню из дворцового окружения, которая могла бы даже наедине решиться на то, чтобы назвать его «дурачком». Для Сашеньки же, казалось, его царское происхождение не играло никакой роли. Для нее важно было лишь то, что он за человек. Это подкупало его и делало их свидания вдвойне притягательнее. Но оказалось, что его происхождение все же играет роль.

– Но ты не ответила мне.

– Я сказала бы «да» не задумываясь, будь ты простым флотским офицером, мой хороший. Я тоже люблю тебя. Очень. Но это твое происхождение, будь оно неладно… Вот ты делаешь мне предложение. Но мы ведь не можем, как все простые люди, сыграть свадьбу после нашей победы, и дальше жить-поживать, да детей наживать. Как ты представишь меня родителям? Я ― простая девушка, даже не дворянка. А жена будущего правителя великой Российской Империи должна быть не просто дворянкой, но и какой-нибудь принцессой. Как ты себе все это видишь?

– Ты ― не простая девушка. Ты ― необыкновенная девушка. Таких больше нет во всем мире. И если ты меня любишь, я смету любые преграды, будь то династические либо какие-то еще, чтобы быть вместе с тобой.

– Это все только слова, любимый. Но есть ли у тебя конкретные мысли, как этого добиться?

Услышав обращение «любимый», Алексей ладонями осторожно приподнял голову девушки и нежно поцеловал ее. И лишь затем продолжил.