Столкновение в океане - [84]

— Вы обвиняете Карстенс-Иоганнесена, теперь я это понял, в том, что он слишком молод. Вы также говорите, что он неопытен, ибо, сравнивая его опыт с моим (я провел на море более сорока пяти лет, скоро исполнится сорок шесть лет), можно утверждать, что он неопытен. Но, с другой стороны, существует различие между неопытностью и неумением. Насколько я могу судить, он не проявил неумения.

«Обязан ли я отвечать?»

Если по своей склонности к самоанализу и скромным манерам капитаны обоих столкнувшихся судов были удивительно похожи друг на друга, то более различных людей, чем Эрнст Карстенс-Иоганнесен и Пьеро Каламаи трудно было представить. Один из них молод, полон энергии и внешностью напоминал подростка. Другой же в результате трагедии стал стариком. У него было желтоватое, нездорового цвета лицо и вид больного человека. По прибытии в Нью-Йорк он действительно пролежал девять дней в больнице.

В отличие от двадцатишестилетнего шведского штурмана, появлявшегося в зале суда одетым в безукоризненную синюю форму с накрахмаленной белой рубашкой, капитан погибшего «Андреа Дориа» был в штатском платье. В отличие от пространных ответов любившего поговорить Карстенса, капитан Каламаи давал показания отрывистыми короткими фразами, тихим, едва слышным голосом. Он сидел на свидетельском месте в типичной для себя позе: опустив голову, облокотившись на подлокотник кресла и подперев подбородок большим и указательным пальцами. У него был вид человека настолько потрясенного, что ничто уже не могло причинить ему боль.

Но для итальянской компании капитан был таким же важным свидетелем, каким был Карстенс для шведской судоходной компании. Несмотря на различие в манере вести себя, различия в положении и опыте, каждый из них был лицом, несшим исключительную ответственность за ведение своего судна, начиная с того момента, когда другое судно было обнаружено, и вплоть до столкновения и катастрофы.

Быстро и по-профессиональному умело Ундервуд провел капитана Каламаи через пересказ событий, предшествовавших столкновению: каким образом «Стокгольм» был обнаружен по радиолокатору на расстоянии семнадцати миль несколько правее «Андреа Дориа», то есть по курсу, следуя которым можно было бы благополучно разойтись правыми бортами, если бы «Стокгольм» без всякого сигнала не изменил внезапно курса вправо.

Гейт, начав с нескольких предварительных вопросов, спросил капитана Каламаи по поводу использования радиолокатора на «Андреа Дориа».

— Капитан Каламаи, имеете ли вы лично какую-нибудь специальную подготовку по использованию радиолокатора?

— Нет, — последовал незамедлительный ответ.

— А второй штурман Франчини, имел ли он какую-нибудь специальную подготовку по использованию радиолокатора?

— Не думаю.

— Кто-нибудь из находившихся на мостике трех штурманов вел прокладку радиолокационных наблюдений приближавшегося «Стокгольма»?

— Нет, — последовал ответ, — «Стокгольм» шел встречным курсом и никакой необходимости в этом не было.

Капитан согласился, что определить точно курс и скорость другого судна можно только, сделав прокладку двух или более последовательных обсерваций встречного судна. Он также признал, что прокладка предусматривается инструкцией по использованию радиолокатора. Но на «Андреа Дориа» планшет для прокладки (локатограф Маркони) обычно лежал без дела. Им не пользовались и в тот вечер, потому что не считали это необходимым.

Казалось, что ведя энергичный допрос капитана «Андреа Дориа», Гейт испытывал симпатию к человеку, потерявшему свое судно. Капитан Каламаи, в свою очередь, отвечал на вопросы точно и, по-видимому, правдиво, как будто он слишком устал, чтобы пытаться увильнуть от ответа.

Одним из наиболее спорных вопросов слушания дела была судьба судовых журналов «Андреа Дориа». При обмене соответствующей документацией перед началом разбирательства «Италией лайн» информировала суд, что все важные документы ушли на дно вместе с судном. По словам ее поверенных, удалось спасти только личный журнал капитана, два секретных кода, применявшихся на судах стран — членов НАТО, папку с паспортами и другими документами команды и часть курсограммы судна. Но представители агентства «Италией лайн» в Нью-Йорке и работники ее правления в Генуе вскоре после столкновения заявили репортерам, что все судовые журналы целы и отправлены дипломатической почтой из Нью-Йорка в Геную.

Когда при разборе дела об этом спросили капитана Каламаи, он сказал:

— Просматривая газеты, среди других содержавшихся в них неточностей я обратил внимание и на это. Но я решил, что сообщая о спасении журналов, газеты имели в виду паспорта команды.

Судовые журналы имеют, конечно, первостепенное значение при попытке восстановить картину морской катастрофы, а это являлось главной задачей «предварительного» слушания дела. Было важно узнать курс обоих судов, чтобы определить их истинное местонахождение перед столкновением. Только тогда можно было установить, какое из судов является главным виновником гибельного поворота.

В ходе детального допроса капитан Каламаи рассказал, каким образом журналы оказались оставленными на борту тонувшего судна. Примерно в половине третьего утра он отдал общее приказание: «Спасайте документы». Он помнил, как произнес эти слова, однако они не были обращены к какому-либо определенному лицу. Рядом с капитаном на мостике находился первый штурман Онето и второй штурман Бадано, и капитан решил, что один из них возьмет на себя заботу о документах.