Столкновение с бабочкой - [16]

Чувствуя себя обманутым, Ленин, подсадив супругу, с трудом забрался на площадку международного вагона. Будущее было покрыто полным туманом. И он ясно понял: решение ехать в Россию было ошибочным. Это радикалы его совратили!.. Левка, с которым он состоял в переписке, да этот, тезка Маркса, что все время радуется.

Покручусь немного и уеду обратно, – решил про себя Владимир Ильич. – Если меня, конечно, не арестуют. Посмотрим. Подумаем и взвесим. Тезис, антитезис – синтез. Надо бежать!..

Он тоскливо оглядел сугробы, лежащие по краям железнодорожного пути. Весенний наст обещал провалиться при первом же шаге, выпустив из-под себя колючую воду. А калоши мы-то и не взяли. Но какие калоши в Цюрихе? Нужно купить в Петрограде. Если там революция, то калош не будет, как в девятьсот пятом году. Вот мы на калошах всё и проверим.

Глава третья Опасные связи

1

На Финляндском вокзале Северной Пальмиры царили содом и гоморра. Праведный Лот со своей семьей уже покинул эти места, с ним ушел и ветхозаветный Бог, поэтому у людей, толпившихся здесь, не было скелета, и любого проходимца, приехавшего из-за границы, толпа воспринимала как пророка.

Их поезд медленно въезжал под стеклянный купол вокзала. Состав тащил паровоз под номером Н2-293, не догадываясь, что вместе с вагонами вползает в историю. Глядя на толпу в окно, Владимир Ильич испытал патологический ужас. Один внешний вид народа, которого он знал лишь теоретически, говорил о возможных вшах. А где вши, там и тиф. Как бороться со вшами? Нужно, чтобы не было людей. Нет человека – нет и вшей, это подсказывала формальная логика.

Ульянов был дворянином и неизжитую в себе великосветскость ощущал лишь столкнувшись со всяким сбродом. Сброд – это не класс, это население. У меня никогда не было вшей. Даже в ссылке я был чист, как свежевыпавший снег, и менял нижнее белье два раза в день. Только один раз в детстве мать обнаружила на моей голове гниду, но ее быстро извели клюквенным морсом, намазав волосы на ночь. Эти люди хотят вождя. Должен ли вождь быть со вшами? Нет. Тысячу раз нет. Конечно, пролетарский вождь – это не сладенький филистер, он не должен гладить всех по головке и милые глупости говорить. Он должен бить по головке, бить безжалостно, если этого требует политический момент. И этих – бить. Ведь здесь, наверное, дезертиры! Жужжащая камарилья, которую нужно ставить к стенке. Где полиция и казаки? Почему в Петрограде содом? Почему они все не в окопах? Да я же сам им это запретил. Своими листовками против войны запретил. Вот они сюда и приперлись. Чепуха какая-то. Историческая ловушка.

Владимир Ильич почувствовал отвращение к Марксу. Бородатый немец, ученый, талмудист и начетчик, забавлявшийся в молодости стишками, посвященными сатане, гений прогрессивного человечества, конечно же, не знал народа, а знал лишь свой кабинет. Его бы сюда, в эту гущу, бородатой мордой и ткнуть – как бы он тогда запел? А он бы к нам и не поехал. Россию Карл ненавидел всеми фибрами души. Называл жандармом Европы. А я вот приехал к этому жандарму чаи гонять…

Я хочу воздвигнуть высокий трон

На большой гранитной скале,

Окруженный безумием,

Которым правит лишь страх…

Ведь это ранний Маркс! Он к тому же еще и графоман. Писатель он. Поэт и романтик. Как же мы все влипли!..

– Выходим? – спросила Наденька дрожащим голосом.

– Выходят глупости и недоразумения. А мы лишь рассуждаем. Нам некуда спешить, – ответил Владимир Ильич смутным каламбуром, который не рассмешил, а озадачил.

Звериным чутьем социально опасного человека он понял, что на вокзале проходят своеобразные пробы. Поезд был набит политическими эмигрантами из Европы, и каждого из них скорая на расправу солдатня готова была сделать своим вождем. Но это еще полдела. Хуже будет, если этого вождя она растерзает от избытка чувств. Растерзанный вождь пролетариата, погибший при первом шаге на святой русской земле… Славненькая перспектива! Инесса тоже сидит в этом поезде. У нее с Надюшей прекрасные отношения. Их обеих пощадят, как старушек. А Раскольников свою старушку не пощадил! Снасиловал, подлец!..

Духовой оркестр, невидимый и фальшивый, за-играл «Марсельезу» как мог. Толпа вынесла на руках первого добровольца, рискнувшего выйти из вагона. Кто это был? Ленин не различил. Котелок свалился на землю, пальто затрещало по швам… Церетели, Чернов? Или они вернулись раньше?

Бледного от ужаса революционера начали качать на руках.

Ленину показалось, что вышедший был в оцепенении от народной любви. Значит, пробы не задались.

– Если закрыть глаза, то можно представить, что ты в гамаке на даче , – пробормотал Радек, который, как и Ильич, не рискнул выйти наружу.

– Агитация и пропаганда творят историю, – невнимательно заметил Ленин.

– А по-моему, это какой-то выброс космической энергии…

Так он еще и космист!.. Радек, ну избавь меня от своей глупости!

– Так отрекся царь или нет? – спросил Ленин.

– Эти думают, что отрекся, – предположил Радек. – Иначе не было бы такого энтузиазма.

– А на самом деле?..

– На самом деле… Выйдем в город и узнаем.

А обессиленный от любви эмигрант все качался на народных руках, как щепка. Его в бессознательном виде, с улыбкой ребенка и стеклом в глазах, как у поломанной куклы, унесли на площадь. На перроне сделалось немного свободнее.