Столетняя война - [18]

Филипп VI, со своей стороны, был монархом более амбициозным, он пытался организовать свое управление и выяснил то, что его дядя Филипп Красивый двадцать лет назад познал на горьком опыте после победы над фламандцами: мир — это бедность. Тогда, в начале XIV в., никто еще не был готов понять, что верховная власть нуждается в других постоянных ресурсах, помимо тех, которыми королевский домен снабжает короля как землевладельца. Естественно, как и Капетинг, Валуа располагал настоящим земельным состоянием, благодаря чему король Франции мог удерживать свое место среди феодалов. Жизнь двора, охота, приданое для дочерей, посвящение в рыцари сыновей, щедрые дары принцам и милостыня бедным — все это было обеспечено более чем прилично, король-сеньор мог быть доволен, равно как и король-сюзерен.

Но функционирование государства обеспечено не было. Королю-суверену не хватало средств для управления. Администрация, которая мало-помалу распространялась по территории королевства, правосудие, особенно апелляционное — лучший инструмент для расширения королевских прерогатив в ущерб феодалам, королевские гарантии как сделок иностранных купцов во Франции, так и соглашений между бюргерами по разделу муниципальной власти, — все это предполагало такую королевскую власть, которая имеет постоянные источники финансов, причем иные, чем домениальный доход короля-собственника и феодальный доход, который король может получить от вассалов.

А вот получать «экстраординарные» доходы обычай позволял суверену только ради «общей пользы», для обороны королевства. Со времен Филиппа Красивого они были официально признанным эквивалентом военной службы и выплачивались в случае военной угрозы. В качестве такой службы король мог предпочесть получить деньги, чем плохо экипированных и плохо обученных людей.

Во времена фландрской войны, особенно в мрачные годы после разгрома при Куртре (1302 г.), на население Франции обрушился шквал налогов. Прежде такого никогда не было. А через три года впервые заметили, что победа и мир лишают короля экстраординарных финансовых средств, благодаря которым он во время войн мог нести государственные расходы. Эти годы вновь обретенного мира стали годами различных временных решений денежного вопроса: к принудительным займам склоняли поочередно евреев и ломбардцев, тамплиеров и жителей «добрых городов».

Но сказать, что Филипп VI искал войны из потребности в деньгах, было бы преувеличением. Он просто видел, что можно приобрести, если готовишься к войне. От десятины, которую папа разрешал взимать с доходов церквей — на подготовку крестового похода, а пока он не начался, на то, чтобы покончить в Европе со всем, что этому походу мешает, — до налога на земельное имущество или на продажи, на который соглашались Генеральные или провинциальные штаты для защиты общих интересов, — все это было связано с понятием мобилизации королевства во имя доброго дела.

К тому же Филипп VI, который знал, что его власть еще недостаточно прочна, и должен был осторожно вести себя с теми, кто возвел его на престол, не мог пренебречь политическими выгодами от вооруженного конфликта. Лавры, которые он стяжал под Касселем в 1328 г., немало способствовали легитимизации выбора династии. Но они вскоре завяли.

Глава II Прерванный рост

Оба короля приходились друг другу кузенами. Многие высокородные бароны, как, впрочем, и многие простые оруженосцы, многие дворяне имели фьефы, союзы и родню по обе стороны Ла-Манша. Английская канцелярия в тех актах, которые не хотела составлять на латыни, использовала французский язык. А к «английской нации»[9] Парижского университета принадлежало столько же английских клириков, сколько их училось в колледжах Оксфорда или Кембриджа.

Различия

Все это не должно скрывать от нас глубокого различия между обеими странами. Английский воин, высадившийся на материке (он чаще говорил на англосаксонском или валлийском языках, чем на французском, языке своих военачальников), очень быстро замечал эти различия и в дороге, и в тавернах. Что же касается среднего француза из города или деревни, то поначалу он ненавидел англичанина за то, что тот — солдат, а потом за то, что тот — англичанин. Люди Черного принца еще не были оккупантами. Во многих областях оккупантами станут люди Бедфорда.

Действующие лица этой истории труднее всего воспринимали различия в политической структуре. Разглядеть их можно только с временной дистанции. Однако отмечали, что Генеральным штатам Филиппа VI и Иоанна Доброго не удалось поставить под политический контроль деятельность короля, а английский парламент это сделать смог: Штаты обессиливало мелочное соперничество между лоббистскими группами.

Зато наблюдателя, прибывшего с другого берега Ла-Манша, поражала чрезвычайная плотность населения в королевстве Валуа. Не меньше удивляли его внушительные города и феномен урбанизации.

Англия насчитывала немногим более трех миллионов жителей, возможно, трех с половиной. В то же время в королевстве Франции проживало пятнадцать миллионов человек, в нынешних границах Франции — от двадцати до двадцати двух миллионов. Валуа были богаты людьми — подданными, подсудными, податными.