Столб словесного огня. Том 2 - [21]

По лабиринту кладбищенских туй,

Но изредка лишь претворяем бренные

Сплетенья ненавистных плотских сбруй

В слова премудрости Твоей бесценные,

В потоки голубых небесных струй;

Так всколыхни же струны сокровенные

И мне псалом священный продиктуй!

Прислушайся. Безмолвие могильное

Лишь хриплым стоном злобных Немезид

Нарушено. И к аду стадо пыльное

Несет свой пресмыкающийся стыд;

Теперь труба для нас автомобильная –

Великий псалмопевец Твой Давид!

2 февраля

ЛЬВИНЫЙ ГРОБ (Св. Теофор † 20 декабря 107) Христианская легенда

I

Буря. Волны, как Левиафаны,

Разъяренными секут хвостами,

Пыль жемчужную вздымая ртами,

Ионии лазурной сарафаны.

Грозные над бездной Аквилоны

Гривы теребят у Немезид,

Змеевласые врагов Беллоны

Волокут удавленных в Аид.

Демоны по перепонкам черным

Туч ручищами бьют в барабан,

Молнии орнаментом проворным

Прорезают облачный тюрбан.

Лязг и хохот. Только на триреме

Вследники умолкшего Христа

Лихорадочно гребут в яреме,

Синего не раскрывая рта –

Ни для жалобы, ни для молитвы

В муками осатаненном трюме,

Даже плеть, разящая как бритва,

Не рассеяла угрюмой думы.

Что ж крылья подневольные галеры,

Цепями связанные, так печалит?

Не лучше ль, мрачные покинув шхеры,

К безбурным побережиям причалить?

Не о себе задумались невольники,

Не страх залил их псалмопевный хор:

Их помыслы о Божьем сердобольнике –

Антиохийский пастырь Теофор

Под стражей Кесаря сидит на палубе,

Прикованный у основанья мачты,

Но ни одна пока не слышна жалоба

Из уст святых. Галерники, не плачьте!

Смятенны духом сотники и стража,

Давно охрип от ужаса наварх,

Но что-то, улыбаясь от миража

Священного, чертит наш патриарх

Дрожащим стилосом по навощенной

Своей дощечке… Чайка, Божья чайка,

О чем отец наш пишет вдохновенный,

Чему он радуется, прочитай-ка!

3 февраля

II Письмо Теофора

Посланье к братьи Римской Теофора,

Раба Христова, пастыря овец:

Любезные, я буду скоро, скоро

С Христом Иисусом вместе наконец!

Эфесские вам всё расскажут братья,

И вы для встречи веточки олив

Нарежьте; упаси вас Бог проклятья

Шептать на Кесаря, – ведь я счастлив!

Не возносите просьбы к Богоматери

О нежеланном для меня спасении,

Ведь я мечтаю о зверином кратере,

Как о пресветлом духа воскресении!

Я – золотое зернышко пшеничное,

А звери – жернов Провиденья чистый,

И, утеряв обличие темничное,

Просфоркой буду я Христа душистой.

Дразните же, машите платом красным,

Кричите на крадущихся зверей,

Чтоб мавзолеем стали мне прекрасным

Они, каких не сыщешь у царей!

Да что! Я сам дразнить их буду в Риме,

Я плюну в них, я высуну язык,

Я как с невестой обнимуся с ними,

Как с тысячей магических музык.

Никто, ничто не помешают ныне,

Чтобы исполнилась моя мечта,

Я выстрадал и в келье и в пустыне

Довременное Сретенье Христа.

Ни адский огнь, ни тысячи эгемонов,

Ни крест, ни дыба, ни стада зверей,

Ни мириады озлобленных демонов

Мне паруса сорвать не смогут с рей!

Ни смерть, ни смрад, ни разложенье,

Ни призрак страшного небытия

Остановить не смогут на мгновенье

Того, кто жаждет обрести Тебя!

Не плачьте же, возлюбленные братья,

Влюбленного увидите вы взор,

Сияющим в звериные объятья

Спешит Христов Апостол Теофор.

6 февраля

III

Среди шеломов пиний – Колизея

Румян тысячеарочный овал,

В воронке адской, с зевотой глазея,

Стотысячный палач добушевал.

Всё надоело. Схватки гладиаторов

И абордаж аренных навмахий,

Кормление рабами аллигаторов

И коней аравийских бег лихий.

«Зверей! Зверей! Зажечь живые факелы!

Еретиков! Поганых христиан!

Давно уж варвары в кругу не плакали,

Давно не видели мы рваных ран!»

И бледные, перебирая четки,

Глядя в лазурь, они вошли в арену.

И львиные уже из-за решетки

Горят глаза, и рты роняют пену.

Вот подняли решетку бестиарии,

Вот хлест бичей – и вырвалась гроза,

Но ей влюбленного навстречу карие

Глядят архиепископа глаза.

Умолкшая к стене прижалась братья,

А он, седой, высокий, словно кедр,

Из глаз сияющий до самых недр,

Раскрыл широко так свои объятья,

Из-под цепей роняя аметисты,

И зашагал на разъяренный рык:

«Я каюсь зрелый, вы – мой жернов чистый», –

Как колокол, звонил его язык.

И молнии рыкающим зигзагом

К нему со всех примчались сторон

Под вой разбуженных исподним магом

Людских гиен и волков и ворон.

И первую в свои объятья львицу

Он принял, как влюбленный мотылек,

И в желтую смешались небылицу

Тела кошачьи и крови клубок…

_________________

А в полночь у кустодов Колизея

За горсть монет антиохийский гость

Купил для братии, благоговея,

Несъеденную Теофора кость.

8 февраля

VIALE AMEDEO

Поскрипывают голые платаны,

Как такелаж разбитых кораблей,

Плюют жемчуг студеные фонтаны.

Пустынна площадь, словно мавзолей.

Продребезжал с холодными Сант-Эльма

Огнями желтополосный транвай,

И электрические ярко бельма

Меж судорожных потонули вай.

На Пьяцца Донателло кипарисы,

Нахмурившись, в кладбищенском овале

Дрожат, – и с монологом за кулисы

Спешит уставший в плотском карнавале,

Но не уйти, не обновиться в келье

От пустоты мятущейся душе!

Томит ее идейное бесцелье,

Гнетет ее земное экорше.

Многострадальной родины повсюду

Мерещится могильное чело,

И меж ветвей повешенного Иуду

Действительности вижу я назло.

И страшно мне от мыслей изъязвленных,

От гениальной нашей нищеты,

От вечных тайн, душой не преломленных,

И от земных пророчеств пустоты.

Полынь во рту и желчь в разбитом сердце,