Столь долгое возвращение… - [93]
21 апреля 1970-го Cимон, наконец, оформил свой брак. В этот день в нашей квартире на улице Горького собралось несколько самых близких друзей и родственников. Приехала моя мама — женить любимого внука. Она выглядела неважно — но шутила вместе со всеми, смеялась… А день спустя она слегла в постель, и больше не встала. 2 мая она умерла от рака легких. Приехавший 1 мая крупный специалист-реаниматор, наш друг, осмотрел ее и сказал: «Ей 83 года. Она обречена. Дайте природе сделать свое дело…»
В то время разрешения на выезд в Израиль были одиночными, а отказы — массовыми. Симина жена заканчивала работу в России и должна была возвращаться в Венгрию. И мы на семейном совете, скрепя сердце, решили еще повременить с подачей наших документов: Симон возбудил ходатайство о выезде в Венгрию на постоянное жительство вместе с женой. Если бы мы подали наши документы одновременно с Симоном, на его ходатайстве можно было бы немедля поставить большой крест: ему бы неизбежно отказали. Я не могла, не имела право поставить под удар его судьбу. Симон возбудил свое ходатайство. И мы стали ждать решения.
В начале сентября из ОВИРа пришел ответ: просьба Симона удовлетворена. Он собирался уехать в начале октября. И после этого могли начинать и мы…
Подошел день отъезда Симона. Мы расставались с ним, не зная, придется ли нам когда-либо свидеться вновь.
В эти дни евреи России с ужасом и надеждой следили за ходом Первого антиеврейского ленинградского процесса. Подсудимые обвинялись в попытке угнать самолет, и перелететь в Швецию, а оттуда — в Израиль. Мы все понимали, что власти попытаются посредством этого процесса запугать евреев, отбить у них «охоту к перемене мест». Наша семья лучше других знала, что такое советские «показательные процессы», как они фабрикуются, чем они заканчиваются. И если подсудимые сумеют уйти от «вышки» — значит, действительно, Советы вынуждены оглядываться на Запад. А тогда, даст Бог, будет и на нашей улице праздник — мы добьемся своего, мы доберемся до Израиля.
Смертный приговор Кузнецову и Дымшицу подействовал на евреев как удар тока. Ненависть скапливалась в наших душах — ненависть к власти, распоряжающейся нами, навязывающей свою волю людям, рожденным свободными. Люди ненавидели — и ненависть укрепляла их силы. Я не знаю ни одного случая, когда — в связи с варварским приговором на Ленинградском процессе — кто-либо отказался бы от своего намерения вырваться из России и уехать в Израиль. Наоборот: сотни евреев осаждали ОВИРы страны, подавая заявления на выезд. Советы не запугали евреев Ленинградским процессом — они добились обратного.
Но достойная представительница «самой древней профессии» — советская пресса — вовсю трубила об «успехе» процесса, о «справедливом возмездии» и о «происках международного сионизма». Многие евреи — одни под воздействием принуждения, а другие по собственной инициативе — писали в газеты письма, в которых обливали помоями свой народ, Израиль, лизали пятки погромщикам. Газеты, как видно, «выполняли план, спущенный сверху» и наращивали подобные публикации день ото дня. Мы уже привыкли к этому — только брезгливо морщились, обнаруживая среди авторов писем недавних знакомцев. Наиболее омерзительное впечатление произвело на меня, однако, письмо американки Лидии Л. Шапиро, опубликованное в газете «Известия». Вот это письмо с некоторыми сокращениями:
«Причиной, побудившей меня взяться за перо, послужило известие о приезде в город Нью-Орлеан делегации советских журналистов и появление в местной прессе клеветнических измышлений о внутренней политике Советского правительства. С чувством глубокого возмущения читала я в нью-орлеанских газетах обвинения в адрес советского правительства в плохом обращении с евреями и другие нелепые обвинения подобного рода. …У меня вызывают боль эти необоснованные обвинения еще и потому, что среди мошенников, выступающих в роли „защитников евреев“, встречаются и люди с еврейскими именами. …Я часто задумываюсь над тем, как могло случиться, что Гитлер, родившийся, как и все мы, невинным ребенком, превратился в Гитлера — убийцу 6 миллионов евреев. Быть может, среди тех, кто сделал его таким, были и некоторые нечестные евреи? Кто знает…
Лидия Л. Шапиро,
Форт-Уэйн, штат Индиана, США».
Быть может, это письмо — фальшивка от начала до конца. А, быть может, живет в штате Индиана Лидия Л. Шапиро. Мне она казалась садисткой наподобие Эльзы Кох. Ведь не видит в нашем мире только тот человек, который не желает видеть. А зрячие слепцы типа Лидии Л. Шапиро — соучастники преступлений, творящихся открыто.
Получение денег из издательств и из киностудии затягивалось. Давид торопил меня с подачей документов, и мы начали собирать необходимые бумаги, коих требовалось множество. Деньги, наконец, были частично получены, бумаги собраны. В первых числах февраля мы с Давидом приехали в Колпачный переулок, к небольшому двухэтажному дому, где располагался ОВИР — Отдел Виз и Регистрации. «С чего начинается родина? — шутили евреи. — С ОВИРа». Но документы у нас с первого раза не приняли — не хватало каких-то справок. Справки мы достали, пришли снова в ОВИР — снова не принимают: не достает других справок. Чиновники ОВИРа, ведающие приемом документов, делают суровые лица, говорят так, словно бы перед ними сидят закоренелые преступники. Но нам-то на это наплевать — нам бы сдать документы. С третьего раза, наконец, документы приняты. Это было 23 февраля — в снежный, ветреный, промозглый день. Выйдя из дверей ОВИРа, мы с Давидом обнялись: теперь мы чувствовали себя почти свободными. Мы осмелились вслух, громко сказать режиму: «Мы евреи, и мы хотим домой».
Удивительно, но вот уже почти шесть столетий не утихают споры вокруг национальной героини Франции. Дело в том, что в ее судьбе все далеко не так однозначно, как написано в сотнях похожих друг на друга как две капли воды «канонических» биографий.Прежде всего, оспаривается крестьянское происхождение Жанны д’Арк и утверждается, что она принадлежала к королевской династии, то есть была незаконнорожденной дочерью королевы-распутницы Изабо Баварской, жены короля Карла VI Безумного. Другие историки утверждают, что Жанну не могли сжечь на костре в городе Руане…С.Ю.
Книжечка юриста и детского писателя Ф. Н. Наливкина (1810 1868) посвящена знаменитым «маленьким людям» в истории.
Самый одиозный из всех российских поэтов, Иван Семенович Барков (1732–1768), еще при жизни снискал себе дурную славу как автор непристойных, «срамных» од и стихотворений. Его имя сделалось нарицательным, а потому его перу приписывали и приписывают едва ли не все те похабные стишки, которые ходили в списках не только в его время, но и много позже. Но ведь Барков — это еще и переводчик и издатель, поэт, принимавший деятельное участие в литературной жизни своего времени! Что, если его «прескверная» репутация не вполне справедлива? Именно таким вопросом задается автор книги, доктор филологических наук Наталья Ивановна Михайлова.
Граф Ф. Г. Головкин происходил из знатного рода Головкиных, возвышение которого было связано с Петром I. Благодаря знатному происхождению граф Федор оказался вблизи российского трона, при дворе европейских монархов. На страницах воспоминаний Головкина, написанных на основе дневниковых записей, встает панорама Европы и России рубежа XVII–XIX веков, персонифицированная знаковыми фигурами того времени. Настоящая публикация отличается от первых изданий, поскольку к основному тексту приобщены те фрагменты мемуаров, которые не вошли в предыдущие.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.