Стоиеновая певичка, или Райский ангел - [68]

Мне до того захотелось услышать что-нибудь в этом роде, что я инстинктивно набрала номер Кэндзиро. Его песня «ОТОКО» стала хитом, а сам он завоевал колоссальную популярность на Тайване. Но это никак не отразилось на наших отношениях, они остались такими же сердечными, как и прежде.

— Как хорошо, Кэн-тян, что ты уже вернулся в Японию. Я хочу тебя видеть.

— Сейчас приеду. Как называется это место? Токоро… дзава?

— Нет, нам опасно встречаться наедине.

— Не волнуйся, вместе со мной будет мой педагог, композитор. Сегодняшнее занятие мы проведём у тебя.

— А ты, я вижу, по-прежнему не страдаешь излишней щепетильностью.

Не прошло и десяти минут, как Кэндзиро уже стоял в дверях.

— Динь-динь! Что, не ждала нас так рано? Ты позвонила как раз в тот момент, когда мы находились неподалёку отсюда, на заправке. «Мерседесу» маэстро захотелось ням-ням. Правильно я говорю, маэстро?

Тот, кого Кэндзиро называл «маэстро», оказался тучным мужчиной средних лет. Рассыпавшись мелким смешком «хе-хе-хе», он протянул мне свою визитную карточку. Пухлая рука с короткими неловкими пальцами свидетельствовала о том, что передо мной человек, не способный к работе, требующей аккуратности и тщательности. Властный, повелительный взгляд, привычные к хмельному губы. В целом он производил впечатление обжоры, имеющего проблемы со здоровьем.

— Господин Рэйдзи Госака? Я правильно прочитала ваше имя?

— Да. Будем знакомы. Я наслышан о вас от Кэна. Можно сказать, до оскомины в ушах.

— Как это, как это? — вмешался Кэндзиро. — Если у вас в ушах оскомина, получается, что у меня во рту мозоли? Ну, вы даёте, маэстро!

Тон разговора производил впечатление довольно-таки панибратского. Они держались совсем не так, как подобает ученику и учителю, а скорее как приятели-сверстники. Мне это показалось странным. Несколько смущённая свободой их обращения, я, тем не менее, решила поддержать разговор.

— И что же, интересно, он вам про меня рассказывал? — спросила я Госаку.

— Кэн похвалялся, что у него есть девушка, на редкость чистое и простодушное создание… Эй, перестань меня толкать!

— Я всего лишь пытаюсь вас остановить.

— Прекрати, тебе говорят. Так вот, как будто бы он привёл вас в лав-отель, а дальше…

— Послушайте, маэстро, ну зачем в это углубляться? Хватит уже!

— Хе-хе-хе! — засмеялся Госака. — Извините меня. Для первого знакомства я, пожалуй, чересчур распустил язык.

Разговор и впрямь поверг меня в полную растерянность. Помнится, когда я была помоложе, чем теперь, ко мне запросто подходили на улице молодые парни, желая познакомиться. Как правило, их было двое. Для начала они предлагали мне посидеть с ними в кафе и там, у меня на глазах, начинали любезничать друг с другом. Я готова была сквозь землю провалиться. Но влюблённая парочка, не обращая ни малейшего внимания на моё смущение, продолжала ворковать. И я не знала, как себя вести. Улыбаться и кивать? Меня так и подмывало закричать: «Верните мне потраченное на вас время!»

Пока я предавалась этим воспоминаниям, мои гости устроились на полу и, не спросив у меня разрешения, приступили к занятию. Невероятная наглость! Но я почему-то не могла на них рассердиться и даже решила угостить их чаем.

— В этом месте ты должен подпустить побольше свойственной тебе бесшабашности.

— Да-а, не так-то это просто!

Кто бы мог подумать, что в этой комнате, где нет ни пианино, ни вообще ничего, располагающего к занятиям, можно проводить урок пения. И тем не менее им как-то удавалось обходиться одними словесными объяснениями. От прежнего благодушия Госаки не осталось и следа, — он со свирепым видом объяснял Кэндзиро, как нужно петь ту или иную фразу. Атмосфера отнюдь не настраивала на шутливый лад, но при виде толстого, как у плюшевого мишки, живота Госаки невольно хотелось рассмеяться, — до того забавно он выглядел. Равно как и широченные подтяжки, которые «маэстро» был вынужден носить вместо пояса по причине отсутствия талии. Одним словом, я совершенно растаяла.

Но главное, я была потрясена тем, как Госака вёл урок. Надо было слышать, как выразительно он декламировал текст. И голос у него оказался превосходный. Как выяснилось, его отец был знаменитым исполнителем нанивабуси, и сам он с детства обожал читать нараспев баллады.

— Вы ведь тоже певица, — сказал он мне. — Присоединяйтесь к нам.

Я не преминула воспользоваться его приглашением. Кэндзиро репетировал с ним новую песню под названием «МАТАТАБИ» — «ЛИАНА». Как и к прежнему хиту «ОТОКО», слова и музыку к ней написал Госака. В этой песне опять-таки ощущалось нечто бесконечно талантливое. Подобно предыдущему его сочинению, она была во всех отношениях восхитительно безыскусна. На такую простоту и ясность взрослый человек, как правило, не способен. А между тем именно эта простота и ясность пронизывает душу насквозь и вызывает такое волнение, что становится чем-то большим, нежели обыкновенная безыскусность. Это свойство можно обозначить только одним словом — «чистота». Чистота, граничащая с наивностью.

— А у вас, оказывается, прекрасный голос, — сказал мне Госака.

Его похвала прозвучала прежде, чем я успела сделать комплимент его новой песне.