Стоиеновая певичка, или Райский ангел - [66]
Вот и сегодня тайные думы мои рассеял вечерний сумрак…
Очередной несбывшийся сон…
Песня «Пылает любовь, как осенние листья» с её дивной мелодией хороша лишь тогда, когда её проникновенно, с чувством исполняет хрупкая женщина, а не эта дылда с надутой физиономией. Чаша моего терпения переполнилась. Пора прекращать это безобразие!
Я решительно поднялась на сцену и выхватила у Кахо микрофон. Оркестранты явно струхнули. «Атас! Сейчас Ринка нам устроит!» — было написано на их лицах. Кахо тоже растерялась. «Разбойники» ничего не заметили: они попросту не слушали завываний новоиспечённой исполнительницы энка.
Приезжай за мной, ненаглядный!
я живу одной лишь любовью,
хоть и знаю, что будущего у нас нет… —
продолжила я вместо неё.
Рассвирепев, Кахо протянула руку и вырвала у меня микрофон, но я снова завладела им. Между нами завязалась потасовка. В зале поднялся шум, кое-где послышались смешки. Официанты пока ещё не реагировали на происходящее на сцене, — они были заняты обслуживанием гостей, ведь в девять часов здесь самый наплыв посетителей.
— Отдай немедленно мой микрофон!
— Молчи, воровка!
Впрочем, если тебе так хочется, получай! — решила я и швырнула микрофон ей под ноги. Он покатился по сцене, наполняя зал оглушительной какофонией.
Гости и хостессы, недовольно морщась, поспешили заткнуть уши. Тут даже официанты наконец прочухались. «Эй, кто-нибудь, скорее на сцену! — кричали они друг другу. — Куда подевался ведущий, чёрт бы его побрал?!»
— Что, Ринка, завидки берут? — в Кахо живо проснулась прежняя халда. Уперев руки в боки, она окинула меня победоносным взглядом и осклабилась. — Видать, злишься, что я тебя обскакала!
Эк она возгордилась от своего дебюта! Нет, милочка, заблуждаешься!
— Как бы не так! Держи карман шире, шалаболка несчастная! — как всегда в порыве ярости, я невольно соскочила на родной диалект.
Спасайся, кто может! Ложись! Сейчас я её отделаю!
Сжав кулаки, я с ненавистью двинулась на неё. Кахо, не дрогнув, по-прежнему стояла с гордым видом, глядя на меня сверху вниз. Её внушительная фигура сразу же вернула мне ощущение реальности. Где уж мне, невеличке, сражаться против этой каланчи, в которой сто семьдесят сантиметров росту! Нет, в честном поединке я её не одолею. Что же делать? У меня мелко задрожали руки. Как когда-то у Кэнд-зиро, приготовившегося дать отпор богатырю Дайки…
— Ну же, давай! Отвесь ей пару ласковых! — неслось из зала.
— Вот будет спектакль!
«Разбойники» расшумелись вовсю. Кто-то из них вскочил с места и бросился к сцене. Музыканты стояли на своих местах с инструментами в руках и делали вид, что происходящее их не касается, но глаза у них предательски налились кровью. В предвкушении побоища эти гаврики просто мурлыкали от удовольствия.
В этот самый момент на сцену вбежал запыхавшийся конферансье. Понимая, что сейчас он выведет меня вон под белы руки, я решила его опередить.
Подняв с полу микрофон, я неожиданно для всех обратилась к залу:
— Господа, приношу вам глубокие извинения за имевший место инцидент.
Напряжённые складки на лице конферансье тут же расправились. Кахо смерила меня полным презрения взглядом и насмешливо повела плечами. Повернувшись к залу, я склонила голову чуть ли не до земли.
— Что, выходит, спектакль отменяется?
— Эх ты, не могла ей вмазать…
Горящие взоры «разбойников» тут же разочарованно потухли.
— Прошу меня извинить, — обратилась я затем к Кахо и отвесила ей поклон. Глаза мои невольно задержались на её ногах, обутых в концертные туфли на высоких, сантиметров в девять, каблуках. Я усмехнулась. Не думайте, что сейчас я подписала акт о капитуляции. Это была всего лишь тактическая уловка!
Издав воинственный клич, я легонько толкнула её. Мгновенно потеряв равновесие, Кахо качнулась и, проделав несколько потешных танцевальных па наподобие куклы-марионетки, стала с воплями неудержимо пятиться назад. Послышался страшный грохот. Рухнув на пол между электроорганом и гитарой, она увлекла за собой парочку оркестрантов. Так им и надо!
«Разбойники» тотчас оживились:
— Вот это да! Молодец!
— Знай наших!
— Не робей, малявка!
Поднявшись на ноги, Кахо с перекошенным от злобы лицом, пошатываясь, двинулась на меня. Вспомнив о том, что на мне тоже босоножки на высоких шпильках, я спешно сбросила их.
Не дав мне возможности изготовиться к обороне, без всякого предупреждения, она с остервенелым видом поддала мне коленом в живот. Но поскольку, в отличие от меня им не пришло в голову разуться, удар получился не особенно сильным. К тому же благодаря энка я неплохо разработала брюшной пресс. Конечно, в первый момент меня пронзила жуткая, до тошноты, боль, но мне удалось быстро прийти в себя и подготовиться к следующей схватке. На сей раз я решила прибегнуть к иному манёвру: подступившись к противнице, я изловчилась, обхватила её колени руками и изо всех сил потянула на себя.
При виде того, как Кахо в очередной раз с диким воплем неуклюже опрокинулась на спину, «разбойники» принялись гоготать, совсем как мальчишки в начальной школе.
— Классная рубаловка! Хо-хо-хо!
— Давай, давай, всыпь ей ещё!
Мало того, они начали изо всех сил колотить по полу ногами, так, что всё здание кабаре, казалось, сотрясалось от их гулкого топота. Реакция зала ещё больше подзадорила меня.
О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.
Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.
В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.
Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новиков Анатолий Иванович родился в 1943 г. в городе Норильске. Рано начал трудовой путь. Работал фрезеровщиком па заводах Саратова и Ленинграда, техником-путейцем в Вологде, радиотехником в свердловском аэропорту. Отслужил в армии, закончил университет, теперь — журналист. «Третий номер» — первая журнальная публикация.
Жили-были мужчина и женщина. Они очень любили друг друга, но однажды им пришлось расстаться. Уходя, мужчина пообещал женщине, что обязательно найдёт её. И вот она с маленькой дочкой кочует из города в город, нигде не задерживаясь надолго. Может быть, это один из способов помочь мужчине найти её?Проходят годы, дочка подрастает. Раньше мать говорила ей: «Мы вороны-путешественницы, поэтому должны переезжать из города в город», и она верила. Теперь дочка повзрослела, и ей нужно другое объяснение. Почему она должна бросать друзей и школу? Почему у неё нет своего дома? И где, наконец, папа? Если мы хотим, чтобы он нас нашёл, почему мы всё время переезжаем? Разве ему не легче будет найти нас, если мы будем жить на одном месте? Вопросов много, а ответ один: «Мы с тобой сели в божественную лодку и должны плыть» …Ограничение по возрасту 16+.
«Дневник безумного старика» выдающегося японского писателя XX в. Танидзаки Дзюнъитиро является одним из наиболее известных произведений не только этого автора, но и всей послевоенной японской литературы. Повесть переведена на многие языки.Перевод на русский язык осуществлён впервые.Роман классика современной японской литературы Дзюнъитиро Танидзаки (1889–1965) «Дневник безумного старика» заслуженно считается шедевром позднего периода творчества этого замечательного писателя. Написанный всего за три года до смерти автора и наделавший много шума роман поражает своей жизненной силой, откровенным эротизмом и бесстрашием в описании самых тонких, самых интимных человеческих отношений.
Лауреат престижных литературных премий японская писательница Масако Бандо (1958–2014) прославилась произведениями в жанре мистики и ужасов, сумев сохранить колорит популярного в средневековой Японии жанра «кайдан» («рассказы о сверхъестественном»). Но её знаменитый роман «Дорога-Мандала» не умещается в традиционные рамки современного «кайдана», хотя мистические элементы и играют в нём ключевую роль. Это откровенная и временами не по-женски жёсткая книга-размышление о тупике, в который зашла современная Япония.
Содержание:ЛОУЛАНЬ — новеллаПОТОП — новеллаЧУЖЕЗЕМЕЦ — новеллаО ПАГУБАХ, ЧИНИМЫХ ВОЛКАМИ — новеллаВ СТРАНЕ РАКШАСИ — новеллаИСТОРИЯ ЦАРСТВА СИМХАЛА — новеллаЕВНУХ ЧЖУНХАН ЮЭ — новеллаУЛЫБКА БАО-СЫ — новеллаВпервые читатель держит в руках переведенную с японского языка книгу исторических повестей и рассказов, в которых ни разу не упоминается Япония. Более того, среди героев этих произведений нет ни одного японца. И, тем не менее, это очень японская книга. Ее автор — романист, драматург, эссеист, поэт, классик японской литературы XX в.