Сто страшных историй - [89]

Когда она вошла, я топтался на месте, держа в зубах меч в ножнах. Держал я, естественно, не сам меч, а украшение ножен – шелковый шнур, завязанный хитрым узлом. Меч я сперва взял большой, но его концы при каждом движении цеплялись то за стены, то за другие предметы, производя много шума – и я взял малый.

Так получалось гораздо удобнее.

Ран не удивилась. Скорее удивился я: моя жена держала в зубах мешочек со шпильками. Какое-то время мы смотрели друг на друга, затем, не сговариваясь, кивнули – и Ран оставила куру. Уходя, она не произнесла ни слова. Я тоже – во-первых, трудно говорить, держа что-то в зубах, а во-вторых, слов и не требовалось.

Стыдно признаться: ночью я рассказал ей все, что думаю о деле Тибы. Дознаватель не должен делиться с женой подробностями службы. Узнай об этом господин Сэки… Страшно представить, что было бы! Наверное, я бы вспарывал себе живот не один, а три раза подряд. Но вот незадача: проговорился. Это как при поносе – полилось, не остановишь.

Ран слушала молча. Я даже думал, что говорю со спящей.

– …верьте мне, господин! Клянусь вам…

– Хватит!

Надзиратель испуганно замолчал.

– А теперь, – я наклонился к нему, стараясь не морщиться от зловонного дыхания Кодзи, – говори правду, если не хочешь быть наказанным. Правду, понял? Когда ты впервые увидел Тибу без головы?

Я ждал чего угодно, только не этого. Тюремщик упал на колени, глядя на меня снизу вверх. Слезы текли по его сияющему, счастливому лицу.

– Славься, будда Амида! – выдохнул он.

Сперва я решил, что Кодзи обращается ко мне. Сумасшедший! На всякий случай я отступил от него подальше, насколько позволяла веранда. Где Широно? Ага, тоже решил подойти ближе к дому. Если что, надеюсь, грязь для него не помеха.

– Славься, будда Амида! Вы все знаете, господин? Да?

Кодзи качнулся вперед:

– Вы мне верите?!

– Ты еще ничего не сказал, – буркнул я, приходя в себя. – Чему тут верить?

– Я молчал, господин! Я молчал как рыба! Кто бы мне поверил? Господин Симидзу? Да он бросил бы меня под палки за ложь и нерадивость! Предложи я ему убедиться лично, и он бросил бы меня под палки за дерзость! В тюрьме лучше помалкивать, даже если ты в ней служишь. И потом, он угрожал мне…

– Господин Симидзу?

– Ловкач! Ловкач Тиба!

– Давай по порядку, – велел я. – С самого начала.

2 Песенка на приятный мотив

Кодзи опоздал.

Он собирался заглянуть к Ловкачу во второй половине дня, еще до заката. Вот жевательный табак, вот и бутылочка дешевого саке. Матерчатый коробок с белым вареным рисом: три порции, как договаривались. Осталось передать товар заключенному и забрать у него причитающиеся надзирателю пять монов. Ловкач воистину ловок, если ему удалось пронести в тюрьму не один, не два – три серебряных моммэ! Кодзи принес ему в подвал миску с водой, чтобы отмыть монеты, вышедшие наружу, дал совет в следующий раз заворачивать деньги в бумагу, а потом выплеснул грязную воду в угол – и разменял серебро на медь, выдав Ловкачу двадцать хики, каждая по десять монов, и еще пять монов россыпью.

Заключенный сказал, что это грабеж. Три моммэ – это двести сорок монов. На что Кодзи справедливо заметил, что в тюрьме свой курс обмена, а если кого-то он не устраивает, то кто-то может засунуть свое серебро обратно и сидеть на деньгах без табака.

– Подлый сквалыга, – буркнул Ловкач.

Кодзи не стал спорить.

– Что тебе принести? – вместо этого спросил он.

Про рис можно было не спрашивать. Все хотят белого после здешнего коричневого, клейкого и недоваренного, сколько ни сдабривай его водорослями. Да и водоросли, если честно, попахивают. Когда заключенных балуют соленой редькой и похлебкой из самых дешевых ракушек, в тюрьме праздник.

Кодзи вернулся бы вовремя, но его отправили убирать место наказаний. Очередь Кодзи наступала послезавтра, да вот беда: старик Сато опять маялся поясницей и лежал пластом. Удивительно, почему господин Симидзу благоволит к Сато? Кто другой уже давно выгнал бы вечно хворого бездельника со службы. Может, они родственники? Дальние? Нет, вряд ли…

Размышления о том, чем бедняк Сато может вызвать добрые чувства у начальника тюрьмы, скрасили Кодзи уборку. Он скребком сгреб в кучу песок, забрызганный кровью и успевший ссохнуться отвратительными комьями – обычное дело после порки и битья! Натаскал и насыпал свежего песка, отмыл столбы, к которым привязывали бичуемых, отмыл и дощатые лавки, на каких лежали те, кому по приговору достались палки. Да, палки! Весь этот бамбук Кодзи составил на краю площадки в пирамиду, связав верхние концы веревкой, затем свернул забытые кнуты в кольца и развесил на крючках, как положено.

Он не торопился. Во-первых, Кодзи ждало ночное дежурство. Куда спешить, если все равно будешь куковать до рассвета в наружной будке? Разумеется, дежурить легче, если тебе не приходится выполнять еще и чужую работу. Но разве в этом мире есть справедливость? Во-вторых, про необходимость заглянуть в подвал, чтобы отдать Ловкачу заказ, Кодзи напрочь забыл.

А даже если бы и вспомнил?

«Господин начальник! Я, ваш покорный слуга, не выполнил данное мне поручение по уборке территории, поскольку должен был отнести табак, саке и рис опасному преступнику, сидящему в одиночке, и получить за эту услугу пять монов…»