Сто семидесятая - [41]

Чем больше я помогала Синему, тем больше узнавала о Зигме сама.

Спустя некоторое время я с удивлением отметила, что никто не торопится запрещать мне дальнейшее исследование. Было ли это связано с моим статусом Хранящей, предполагавшим наличие половины мозга или с чем-то другим, оставалось только гадать.

Когда до экзамена Кэртиса оставалось около двух кварталов, мы поняли, что неплохо продвинулись, успев привести в относительный порядок знания парня.

Синий был неглуп, ему просто не хватало системы и подхода, он накидывался на новые знания беспорядочно, но с огромным энтузиазмом. Тейанские дети вели себя так в возрасте семи-восьми дюжин, частенько получая замечания от наставников за поспешность.

Кэртис не мог нарадоваться и неустанно благодарил меня за помощь, заставляя вежливо улыбаться — прогресса достиг только он. Успехи в моём собственном деле были более чем скромные. С последнего раза, когда Синий упомянул в Обеденной о капитане, он больше не возвращался к этой теме, должно быть, слишком поглощённый предстоящей проверкой.

Я долго раздумывала над тем, стоит ли мне самой поинтересоваться, но, складывая все свои действия воедино, решила обождать.

Тренировочная, как и Кэртис, не приносила желаемых плодов, однако я не собиралась сдаваться, понимая, что путь может оказаться долгим. Десантники без умолку трещали о протеинах, углеводах и жирах, а после бицепсах, трицепсах и трапеции. Как и прежде они позволяли себе скользкие взгляды на мое тело, но я продолжала притворяться наивной простушкой и делала вид, что ничего не замечаю.

Другим сдерживающим обстоятельством, не позволявшим мне действовать более решительно с Синими являлся третий источник информации — сам капитан.

После того как Альрон дошёл со мной до конца, я знала, что стану делать дальше. Избежать новых встреч не представлялось возможным, физическое сопротивление тоже не было выходом, и дело было не в страхе перед болью.

Чего можно добиться, кусаясь случайными словами? Ответ на этот вопрос я знала, прекрасно помня, насколько твёрдая в каюте ран Альрона стена. А дальше я бы снова оказалась в Оздоравливающей, затем каюта капитана — и энергообмен.

Надеяться, что швыряя камни наугад, я однажды случайно попаду в цель, было глупо и недальновидно. К тому же в следующий раз ратенмарец будет готов к моим выпадам.

Услышав от меня оскорбления впервые он, должно быть, просто не ожидал этого и потому раскрылся. Была и ещё одна мысль: он мог избить меня не за то, что я сказала, но за то, что он сам допустил промах, позволив пробиться сквозь свою броню такому ничтожеству как я.

Второй раз с ним такой фокус точно не пройдёт.

Как там говорил Кэртис: выстраивает маршруты гиперпрыжка в голове?

Нет, ран Альрон больше не даст мне случайного шанса. Поэтому приходилось тщательно раздумывать над каждым своим поступком и словом. Контролировать лицо было сложнее, тело и вовсе дезертировало из-под моего неумелого командования.

Но я не была бы лучшей ученицей, если бы не пыталась решить задачу всеми доступными способами. Раз я не могу избежать близости с ран Альроном, то почему бы не попытаться выгадать от неё пользу? Конечно, надежда почти безнадёжная, но что я теряю? К тому же, это было пусть и небольшим, но оправданием моего регулярного пребывания в капитанской постели.

Спустя некоторое время, я высчитала закономерность — капитан звал меня к себе приблизительно один раз в цикл, а получив своё, отправлял меня обратно в каюту.

Возвращаясь от ран Альрона снова и снова, я приказывала себе держаться, не доверяя самой себе и боясь, что эмоции перехлестнут через край. Но каждый раз справлялась. Ни при ратенмарце, ни перед невидимыми наблюдателями, кем бы те ни были, я ни разу не позволила себе показать отвращение и ненависть к происходящему.

В этот круг, распластанная на постели в третий и — я надеялась — последний раз, влажная и липкая, измазанная в чужом семени, я не собиралась отправляться обратно.

Шли долгие уты, как всегда требовавшиеся на то, чтобы ран Альрон освободил меня от собственного веса. Откатившись в сторону, он, по обыкновению, произнёс:

— Ты можешь идти.

Я не шелохнулась.

Прошло ещё одно, мучительно долгое мгновенье, но я дышала ровно, готовясь к этому моменту несколько долгих циклов. Матрас прогнулся под чужим весом, я почувствовала кожей дыхание — капитан завис надо мной.

— Юна?

И, вероятно, решив, что я заснула, оставил меня в покое и отправился в гигиеническую кабину.

Теперь мне предстояло самое сложное — действительно уснуть. Я перевернулась на живот, ненавидя то, что мне так и придётся лежать с раздвинутыми ногами, чувствуя, как стягивают кожу высыхающие выделения. Я, конечно, готовилась и к этому, стараясь обдумать каждую мелочь, но в реальности всё обстояло куда неприятней. Уткнувшись лицом в постель, я решила, что так будет легче прятать лицо, но думать могла только об одном — хотелось встать и кинуться в гигиеническую кабину, вытолкав ратенмарца.

Мысль могла бы показаться немного забавной, если бы не моё положение.

Тем временем в комнате снова появился капитан. Он неслышно ступал голыми стопами, и потому мне пригодилась вся моя готовность, чтобы не вздрогнуть, когда низ спины накрыла влажная ткань.