Сто поэтов начала столетия - [12]

«Кто любит, – говорю словами Еврипида, –

тот любит навсегда».

Однако за риторическими фигурами – подлинная боль нового опыта, незащищенность и одновременно твердость, как раз и обретенная во времена испытаний – не стилевых, но жизненных, не эстетических, но отчаянных и болевых. Только что приведенная сентенция, например, венчает вот какое стихотворное рассуждение:

Метущаяся плоть и взор пугливой лани, –

хоть расторопные поднять и длятся длани

        упавшую свечу,

всё на свои места пусть расставляет случай.

Как беден мой язык, великий и могучий, –

        могу, но не хочу.

Встреч редких сладок век, но миг разлуки слаще, –

сраженный клятвами, в серебряные чащи

        без цели, без следа

дух уносящими, не подавая вида:

«Кто любит, – говорю словами Еврипида, –

        тот любит навсегда».

Вот еще один пример «новой манеры» Амелина – афоризм не просто привлекателен отстраненной отточенностью, но является результатом (и средством) преодоления самого что ни на есть непосредственного ощущения – боли:

Разбитая может ли чаша срастись

и злак всколоситься, исторгнутый с корнем? –

Лишь пар устремляется струйками ввысь,

от праха земного к обителям горним,

отзыва взыскуя, зане не суметь

ни письменно выразить жалоб, ни устно, –

так патина кроет небесную медь:

искусство безжизненно, жизнь безыскусна.

Максим Амелин ныне находится на распутье, но и в этот нелегкий момент остается самим собою – смелым, дерзким, способным приблизиться на расстояние прямой видимости как раз к тем словам и поступкам, от которых многие годы отстранялся, прячась за изысканную архаику.

Самостояние – грозный вызов

тем, кто, просчитывая успех,

вместо сомнений, причуд, капризов

ищет – не может найти – утех.

Внятен дальних и ближних, вовсю хваля и хуля,

скрип и скрежет зубовный, что воздано не по чину.

Незачем дожидаться, пока меня с корабля

современности сбросят – во вспененную пучину

днесь, поглубже вздохнувши, как есть, я сам сигану

добровольно, без рук и без помощи посторонней.

Выплыву – не надейтесь, пойти не пойду ко дну,

плавать умея, силой владея своих ладоней,

не захлебнусь, поскольку стихии мои – вода

и земля, по которой Господь расселил народы.

Настоящего судно! – иди себе хоть куда,

я же не твердой почвы, но зыбкой ищу свободы.

И он выплывет, не захлебнется, в этом у меня нет никаких сомнений. Другое дело, что новый берег может оказаться для него вовсе непознанной землей. Тем интереснее и важнее будет дожидаться опубликования свежих подборок Максима Амелина.

Библиография

Долги земле и небу // Новый мир. 2000. № 4.

На потеху следопытам // Знамя. 2000. № 11.

Из-под пепла и брена // Новый мир. 2001. № 6.

В огонь из омута // Новый мир. 2002. № 7.

Боярышник // Знамя. 2003. № 4.

Конь Горгоны / М. А. Амелин. М.: Время, 2003. 124 c.

Девять измерений: Антология новейшей русской поэзии. М.: НЛО, 2004.

Древневосточные мотивы // Арион. 2004. № 2.

Двум // Знамя. 2005. № 9.

Загрубелый воздух // Октябрь. 2005. № 3.

Продолжение «Веселой науки», или Полное собрание всех Брюсовых изречений, пророчеств и предсказаний, на разные времена и случаи данных // Новый мир. 2005. № 1.

Дети Ра. 2006. № 5.

Единственный Одиссей // Новый мир. 2006. № 9.

Пометы на полях // Знамя. 2008. № 1.

Храм с аркадой // Знамя. 2008. № 6.

Гнутая речь / М. А. Амелин. М.: Б.С.Г.-Пресс, 2011. 464 с.

Юрий Арабов или «Так почему ты бредишь, что жизнь сиюминутна?..»

О чем стихи Юрия Арабова? О том, что недоговорено в его прозе – романной и сценарной. С позднесоветских времен бури и натиска, когда Арабов был среди вдохновителей вольного и полуподпольного клуба «Поэзия», изменилось многое. Арабов приобрел заслуженную репутацию киносценариста-классика, стихи же пишутся вроде бы только ради автокомментария к «главным» текстам, от случая к случаю… Впрочем, есть во всем этом свое лукавство, какая-то закономерная «ирония судьбы». Известно ведь, что только время расставляет акценты: в конце концов и певец Лауры воспринимал свои любовные сонеты как нечто частное и незначительное по сравнению, например, с трактатом «О презрении к миру»…

У Арабова есть своя тема, своя нота, безошибочно узнаваемая в его стихах на протяжении многих лет. Жизнь в ожидании вечно свершаемого таинства и чуда, которое присутствует в мире и сейчас, но забыто, погружено в сумятицу навязанных идеалов и принудительных легких удовольствий, заслонено всеобщей уверенностью в преобладании посюсторонних истин: конкурса Евровидения – над Пьером Булезом, телерепортажей об избрании нового понтифика – над обетами искупления и покаяния. Арабов словно бы самого себя убеждает: нет, все не так, спокойствие, только спокойствие! Ничто не забыто, не кануло, пусть даже и не всем это очевидно, – ничто под луною не меняется! Имеющий уши и глаза расслышит, различит музыку сфер сквозь заезженные фонограммы, у него – слышащего и видящего – свои цели:

Выдерни из себя это,

Выкраси и выброси,

То, что ночами шептал при свете

И днем мусолил в кромешной сырости.

Выдерни, выкраси, растопчи,

Запрячь в стреху или под колеса

Трактора, что всегда «ап-чхи»

Говорит со времен еще Наркомпроса.

Будь хотя бы блондином на фоне снега,

Будь хотя бы брюнетом на фоне ночи